– Нью-йоркский «Барон» слушает.

– Мистера Росновского, пожалуйста, – нервно попросил Уильям.

Его соединили с секретаршей.

– Мистера Росновского, пожалуйста, – повторил он. На этот раз голос его звучал ровнее.

– Могу я узнать, кто его спрашивает?

– Меня зовут Уильям Каин.

– Не уверена, что он у себя. Постараюсь его найти.

Очередное долгое молчание.

– Мистер Каин?

– Мистер Росновский?

– Чем могу вам помочь, мистер Каин? – произнёс спокойный голос с лёгким акцентом.

Уильям заранее заготовил первые слова, но всё равно понимал, что в его голосе звучит тревога.

– Я несколько обеспокоен наличием у вас пакета акций банка «Лестер, Каин и компания», мистер Росновский, – сказал он, – а также сильных позиций в одной из компаний, которую мы представляем. Вот я и подумал, что настало время нам встретиться и выяснить ваши намерения. Есть также и личный момент, который я хотел бы обсудить с вами.

Опять долгое молчание. Не отключился ли он?

– Ни при каких условиях мы не будем встречаться с вами, Каин. Я уже знаю о вас достаточно и не желаю слушать оправдания по поводу ваших старых грехов. У вас есть глаза, – вот и смотрите, каковы мои намерения. Однажды вам захочется выпрыгнуть из окна на двенадцатом этаже одного из моих отелей, потому что у вас будут большие проблемы с вашими вложениями в капитал банка «Лестер, Каин и компания». Мне нужны ещё только два процента, чтобы ввести в действие положения статьи седьмой вашего устава, а мы оба знаем, что это значит. Может быть, тогда вы впервые поймёте, что чувствовал Дэвис Лерой, месяцами размышляя о том, что сделает банк с его жизнью. Теперь вы можете сидеть и размышлять о том, что я сделаю с вашей, когда заполучу эти восемь процентов.

От слов Авеля Росновского Уильям похолодел, но собрался с силами, чтобы продолжать разговор спокойно, хотя от злости барабанил кулаком по столу.

– Я понимаю ваши чувства, мистер Росновский, но по-прежнему считаю, что нам надо встретиться и обо всём переговорить. Есть пара аспектов дела, о которых, мне кажется, вы не знаете.

– Например, как вы надули Генри Осборна на пятьсот тысяч долларов, а, мистер Каин?

Уильям на секунду лишился дара речи и хотел было взорваться, но вновь взял себя в руки.

– Нет, мистер Росновский, то, о чём я хотел бы с вами поговорить, не имеет никакого отношения к мистеру Осборну. Это – личный момент, и он касается только вас. Однако я самым решительным образом заверяю вас, что не надувал Генри Осборна ни на цент.

– У Генри Осборна другая версия. Он говорит, что вы в ответе за смерть своей матери и вы не вернули ему долг. После того как вы таким образом обошлись с Дэвисом Лероем, мне в это легко верится.

Уильяму никогда ещё не приходилось прилагать столько усилий, чтобы контролировать свои эмоции. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.

– Могу я объяснить вам всё это раз и навсегда во время встречи на нейтральной территории, где нас никто не узнает?

– В мире осталось только одно место, где никто вас не узнает, мистер Каин.

– Где же?

– На небесах, – ответил Авель и положил трубку.

– Немедленно найдите мне Генри Осборна, – велел он секретарше и забарабанил пальцами по столу.

Ей понадобилось пятнадцать минут, чтобы найти конгрессмена Осборна, который водил своих избирателей по зданию Капитолия.

– Авель, это вы?

– Да, Генри. Я подумал, что вам это будет интересно: Каин знает всё, поэтому война теперь пойдёт в открытую.

– Что вы имеете в виду под словами «знает всё»? Вы думаете, он знает, что я замешан в этом деле? – встревоженно спросил Генри.

– Конечно, знает. Похоже, он также знает о специальных счетах, о моих акциях «Лестера» и «Интерстэйт Эйруэйз».

– Но как же он мог раскопать такие подробности? Только вы и я знаем о специальных счетах.

– И Кертис Фентон, – перебил его Авель.

– Верно. Но он никогда не стал бы сообщать Каину.

– Значит, сообщил. Больше некому. Не забывайте, что Каин работал с Фентоном напрямую, когда я выкупал у его банка группу «Ричмонд». Наверно, они с той поры и поддерживают контакты друг с другом.

– О боже!

– Вы чем-то встревожены, Генри?

– Если Уильям Каин всё знает, то игра пойдёт совсем по-другому. Предупреждаю вас, Авель: у него нет привычки проигрывать.

– У меня тоже, – возразил Авель. – А Уильям Каин не пугает меня, во всяком случае, пока все тузы у меня на руках. Продолжайте переговоры с Парфитом, но помните, что я никуда не спешу. Какое-то время позволим Каину гадать, что мы затеяли. И смотрите – ничего не предпринимайте до моего возвращения из Европы. Могу заверить вас, что после моего разговора с Каином этим утром ему стало жарко, а надо мной не каплет и голову мне не печёт. Он может делать что угодно, пока я не буду полностью готов нанести свой удар.

– Отлично, – сказал Генри. – Я буду держать вас в курсе, если случится что-то, требующее нашего внимания.

– Выбросьте это из головы, Генри, нам тут не о чем беспокоиться! Мы держим вашего друга мистера Каина за яйца, и теперь я собираюсь немного нажать на них.

– С какой радостью я буду наблюдать за этим! – произнёс Генри самым весёлым тоном.

– Иногда я думаю, что вы ненавидите Каина сильнее меня.

– Желаю вам приятной поездки в Европу! – сказал Генри, нервно хохотнув.

Авель положил трубку на рычаг и уставился в пространство, размышляя над своим следующим шагом и продолжая барабанить пальцами по столу.

Вошла секретарша.

– Соедините меня с Кертисом Фентоном из банка «Континентал Траст», – произнёс он, не глядя на неё. Его пальцы продолжали стучать по столу, а глаза – смотреть в пространство.

Зазвонил телефон.

– Фентон?

– Доброе утро, мистер Росновский, как ваши дела?

– Я хочу закрыть все мои счета в вашем банке.

Воцарилось долгое молчание.

– Вы слышите меня, Фентон?

– Да, – сказал ошеломлённый банкир. – А могу я спросить – почему, мистер Росновский?

– Потому что Иуда никогда не был моим любимым апостолом, вот почему. С данного момента вы больше не являетесь членом совета директоров группы «Барон». В ближайшее время вы получите письменные распоряжения, подтверждающие эти слова, и информацию о том, куда надо будет перевести счета.

– Но я не понимаю, что случилось, мистер Росновский. Что я сделал…?

Авель повесил трубку.

– Не очень-то ты вежливо разговаривал, папа, – заметила вошедшая в кабинет Флорентина.