Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боже, что за кошмарное наваждение! Не схожу ли я с ума? Мне не удавалось отделаться от бредовых мыслей, и страх перед ними становился таким же ужасным, как и картины, возникающие в моей голове. Казалось, мой мозг съедают личинки безумия.
* * *
В тот вечер в честь Валентинова дня я распорядился устроить праздничный пир. Виночерпии и подавальщики обрядились купидонами, а стол сервировали в красно-белой палитре. Первая перемена состояла из лобстеров, речных раков, краснокочанной капусты и жидкого заварного крема кастарда. В конце стола, на месте, которое могла бы занимать королева, восседала «Венера». На эту роль я выбрал «прелестную Джеральдину» Генри Говарда, очередную красавицу, имевшую старого мужа и молодого поклонника. Мне хотелось как можно точнее воссоздать положение и образ моей бывшей жены, чтобы посмотреть, как другие персонажи разыграют сцены, в которых прежде участвовали мы с Екатериной и Калпепер. Я пристально следил за красоткой: вот она тряхнула кудрями (не такими густыми, как у Екатерины), пробежала тонкими пальцами по шее, медленно провела язычком по губам. Стоило мне слегка скосить глаза, и я сразу узнавал в ней Екатерину — но теперь я был сторонним наблюдателем, чувства мне не мешали.
Справа от меня, под боком своей женушки, сидел ослепленный любовью Энтони Браун. Бывает два типа стариков: толстяки и живые мощи. Он принадлежал ко вторым — усохший и сморщенный, похожий на рептилию в ороговевших чешуйчатых латах. Его глазки-бусинки сияли обожанием, когда он смотрел на молодую супругу. Я заметил, что он не сводит с нее взгляда и лишь иногда ненадолго поворачивается к соседям.
«Я знаю, о чем вы думаете, — мысленно сказал я ему. — Вы удивляетесь, как вам удалось заполучить такую красотку. Вспоминаете, как ласкали ее в постели. А если вам не удавалось овладеть ею, вы принимали целебные снадобья и молились, чтобы в следующий раз они вернули вам прежние силы. Когда же соитие происходило, вы без конца твердили себе, что это она помогла вам помолодеть».
Старый болван!
Мой взгляд переместился на Генри Говарда, бывшего обожателя. По-прежнему ли он восхищается «Джеральдиной»? К манерам его придраться трудно. Он разрезал мясо, ловко орудуя собственными столовыми приборами — изящными ножом и вилкой. Сделав глоток вина, Генри элегантно промокнул губы кружевным носовым платком. Увлеченно беседуя со своим соседом Питри, он ни разу не посмотрел в сторону своей пассии.
О да, он умен. Его не сравнишь с Калпепером, выдававшим себя на каждом шагу. (Впрочем, я был слеп и ничего не замечал.) К тому же Генри принадлежал к роду Говардов, а уж им ума не занимать. Таланты Говардов славились на все королевство. Обладая бесспорной красотой и статью, они преуспевали на военном, поэтическом и дипломатическим поприщах. Но Тюдоры в противовес им были решительны и беспощадны. Именно поэтому я стал королем, а Говарды довольствовались титулами герцогов и графов. Возможно, их привлекал трон, однако они не делали попыток завоевать его…
Я вновь окинул взглядом любовное трио. В отношениях этих совершенно посторонних людей, словно в зеркале, отражалась моя собственная история. Горе с новой силой начало терзать меня. А мне казалось, что, наблюдая за ними, я пойму нечто важное и это знание уменьшит мои муки.
«Старый болван!» — мысленно воскликнул я уже в собственный адрес.
В перерыве между переменами блюд потешные купидоны вынесли большие разукрашенные ларцы — на крышке одного была нарисована богиня любви, а на другом красовался ее отпрыск. В Венерином ларце находились записки с женскими именами, и каждый кавалер вытащил оттуда свою валентинку. А в ларец Амура были положены листки с мужскими именами — он предназначался для дам.
Гости вертели в руках нарядные бумажки, изображая беспечную радость и бурное веселье. На самом деле все они считали меня жестоким, бессердечным, ведь я приказал устроить праздник на следующий день после казни жены. Их улыбки и пронзительный смех не могли обмануть меня.
А может, они ожидали, что из-за этих изменников я надену траур? Повелю всем облачиться в черные одежды и скорбеть, как после кончины Джейн? Ну уж нет! По воле Провидения изменница умерла накануне веселого праздника, дабы никто особенно не печалился о ее кончине. Поэтому я выбрал для Валентинова дня праздничный красный наряд.
Вытащив валентинку из ларца, я развернул ее и с радостью увидел имя Екатерины Парр, леди Латимер, той самой вдовушки, сведущей в Писании. Когда пир закончится, я покажу ей сию записку и вручу подарок.
Похожий на евнуха купидон, на которого напялили непристойную и нелепую набедренную повязку, величественно обходил со своим ларцом женскую половину общества. Каждая дама доставала записку, разворачивала ее и читала имя предназначенного ей «Валентина». Кому же выпадет король? Никто пока не выдавал себя. И почему, интересно, взрослых людей увлекают детские игры?
Настала пора второй перемены блюд. Благодаря красителям из сухих лепестков роз, молотого сандалового дерева и порошка алканны все кушанья имели красный оттенок. На столе появились розовые цыплята, багровая рыба, малиновый хлеб. На тарелках дрожали алые желейные сердечки, гранатовые пудинги, пунцовел пастернак, а прозрачный бульон поблескивал, как знаменитый рубин Черного принца.
Восхитительные, нежные краски! Будто я снова оказался в чудесном саду, где меня изумила природная палитра розовых кустов. Да, именно там меня посетила мысль о выведении розы без шипов, в честь ее…
Краснота. Краснота повсюду. Жена казнена, а я нарядился подобно библейскому Иосифу в его пестром одеянии, правда выбрав один цвет — он воскрешал в памяти ее образ…
Когда умерла Екатерина Арагонская, Анна Болейн устроила бал, на котором все были в желтом. Она кривлялась в бесстыдно ослепительном платье — жутко неуместном. Ведьма тогда заявила, что таков цвет траура — по крайней мере, в ее понимании…
После казни Анны я облачился в белое. В тот день белизна и чистота царили повсюду — в цветении яблоневых садов, в нежной невинности Джейн, ждавшей меня в загородном особняке. Девственная и целомудренная, она была полной противоположностью грешной и взбалмошной Анне…
Когда смерть отняла у меня Джейн, все вокруг почернело — мои одежды, королевский двор, занавешенные траурным крепом покои…
А теперь главенствует алый цвет. Алый, как кровь. Кровью сочились и праздничные блюда, именно она придала им красный оттенок. Я видел кровавые сгустки… поварам не удалось меня одурачить! Кто сотворил такую гадость? Кто осмелился?
Я резко вскочил из-за стола. Рядом со мной кусок пудинга натурально истекал кровавыми слезами.
— Остановитесь! — крикнул я, ударив по руке Райотесли, от неожиданности выронившего вилку. — Все отравлено! Кто-то поплатится за такое злодейство!
Все замерли в ожидании моих распоряжений. Покорные коварные твари. Однако один человек проявил своеволие и посмел покинуть пир раньше меня, не спросив моего дозволения.
Пустой стул насмешливо красовался передо мной. И тогда я увидел нечто ужасное. Рядом с тарелкой, наискосок от нее, лежала одинокая красная роза. Со стеблем без шипов…