По пути к дому Фрейда на Берггассе, 19 – пыльный сквер, громко названный «Парк Фрейда». Место шумное, проходное – совсем не в его духе. Вместо памятника Фрейду (я вообще такого в Вене не нахожу) там стоит абстрактная скульптура, которая возмутила бы Фрейда. Неподалеку – университет, в котором Фрейду так и не удалось всерьез поработать. Звание приват-доцента (то есть внештатного почасовика) Фрейд получил нескоро, и на его первую лекцию пришло всего два студента.

Квартира-музей Фрейда на втором этаже. В приемной стоят кресла, диванчик, журнальный стол. Все старое, облезлое. В кабинете застекленные полки с книгами и научными журналами того времени, на столе – маленькие древние статуэтки. На постаменте стоит гипсовый бюст Фрейда с пустыми глазницами.

В пустой бывшей гостиной крутится фильм, сделанный Анной Фрейд по материалам семейной кинохроники 30-х годов. Жалко смотреть на измученного старика, поправляющего языком во рту во время разговора тяжелый протез. Фрейд лишь один раз смотрит в камеру – пронзительным тяжелым взглядом. Я невольно отвожу глаза, поднимаюсь со стула и ухожу.

Сегодня бронзовая скульптура Фрейда встречает меня перед входом в институт. Он старчески опирается на трость и смотрит на меня своим тяжелым взглядом: «Кто ты? Что ты?» – «Здравствуйте, Зигизмунд Яковлевич! Рад Вас видеть». Но пока до этого дня еще далеко.

Мы, московские психиатры и психологи, организуем для себя психоаналитическую группу, которую после обучения в Англии ведет Лола Комарова. У меня появляются психоаналитические пациенты. Это иностранцы, работающие у нас, присланные ко мне из Американского медицинского центра в Москве. Они обдумывают свои поступки, берутся за одно дело и доводят его до конца, стремятся улучшить качество своей жизни. Разделяют личную жизнь и карьеру, посвящают много времени работе, ценят факты, правду, логику и пунктуальность. Постоянно работают над собой, хорошо информированы, в моих самоучителях главное внимание уделяют практическим занятиям.

Наши же пациенты склонны планировать дела в общем, не детально. Они гибко понимают правду, в споре обезоруживают эмоциями, а не фактами. Считают нормой постоянные жизненные трудности, безрадостное настроение и пониженную самооценку (называя это скромностью). Ухудшение состояния чаще объясняют социальными или физическими причинами, а то и сглазом. Они боятся психиатрического диагноза, ожидают чудесного исцеления, пассивно ждут «моральной поддержки», возлагают на меня всю ответственность за результат, в моих книгах пропускают тесты и упражнения, не выполняют домашние задания.

Иностранные пациенты связывают свое состояние с межличностными конфликтами или ситуационным обострением психического расстройства. Они уже лечились в Америке и Европе у врачей и психоаналитиков в основном по поводу своих психосоматических расстройств и воспринимают меня как двуликого Януса: врач и психолог в одном флаконе. Мне приходится совмещать авторитарность врача, назначающего лекарства, умноженную на директивность гипнотерапевта, с фрустрирующей нейтральностью Фрейда и эмоциональной вовлеченностью Роджерса.

Рациональная психотерапия, применявшаяся в СССР, сводилась к информированию больного о причинах его болезни: знание – сила, наука поможет. На самом деле заключалась тайная сделка: вы нам делаете вид, что лечите, а мы – что лечимся. Хотя Зигмунд Фрейд (1910) уже доказал, что «не само незнание является патологическим моментом, а причины этого незнания, кроющиеся во внутренних сопротивлениях, вызвавших это незнание и поддерживающих его до настоящего времени».

Эту информацию я сообщу клиенту только тогда, когда он сам начнет догадываться о ней и когда его привязанность ко мне окрепнет настолько, что ради сохранения отношений он сможет вытерпеть боль, которую могут причинить ему ожившие болезненные воспоминания. А пока что его психика будет защищаться от них с помощью множества бессознательных защит.

Проекция (лат. projectio – сбрасывать) – это когда я приписываю свои мысли и отношения другому. Если я не сомневаюсь в своей правоте («Это же элементарно!»), я могу приписать клиенту, что он думает так же, как я, и не проверить это. Если мне кажется, что я не нравлюсь клиенту, это может быть проекцией на него моей нелюбви к самому себе. Проекция служит самооправданию: не мне хочется использовать клиента, а он хочет использовать меня. Я получаю от клиента только гонорар вместо ожидаемой благодарности и обиженно отдаляюсь от него, как будто это он ведет со мной нечестную игру.

При проективной идентификации (лат. identifico – отождествлять) объединяешься не столько с другим человеком, сколько с собственными запретными импульсами и желаниями, которые не мог выражать, будучи ребенком, и которые по-прежнему боишься выражать, уже став взрослым. Клиентка проецирует свою влюбленность на меня и считает, что она отвечает на мою любовь: «Не виноватая я, он сам пришел!» Что касается меня, проективная идентификация позволяет мне сохранить эмоциональный контакт со своими отрицаемыми желаниями, борясь с ними в клиенте.

Интроекция (лат. intro – вовнутрь, jacio – бросать), поглощение: отражает примитивное желание овладеть свойствами объекта, которых не хватает, путем вбирания его в себя через кожу (например, во время ласки или бритья), а также через отверстия тела (например, впиваясь глазами или обратившись в слух, всасывая сперму маткой или подставляя анус). Я подпитываюсь аффектами экзальтированных клиентов.

Поглощение «хорошего» объекта защищает младенца от его разрушительных импульсов, а отождествление с «плохим» объектом позволяет сохранить в воображении его важные свойства. В результате предшествующее расщепление образа матери на хорошую и плохую ослабляется, и у ребенка развивается способность к целостному восприятию противоречивого внешнего объекта.

Опасение поглощения воплощено в мужском мифе о зубастом влагалище и недоверии пациентов к «мозгоправам» – как при проекции аппетита сосунка на грудь, воспринимаемую как вакуум-насос. У невротика эти желания вытеснены и изживаются в бессознательных фантазиях. При этом «жадной» части «Я» приходится терпеть беспощадные угрызения «совестливой» части, между ними возникает конфликт «хочется и колется», «грешу и каюсь».

Перенос – восприятие вместо реального человека какой-то значимой фигуры из своего прошлого. Благодаря раппорту клиент воспринимает меня как родительскую фигуру, в гипнозе он бездумно выполняет мои внушения, этому могут помешать его самовнушения. В гипнозе они недоступны моему контролю, а в психоанализе дело облегчает сознательный диалог.