– Здравствуйте, товарищ Слепко, – улыбнулась секретарша, скользнув взглядом по развороту корочек, – тут, знаете, просто с ума сойти можно!

– Ничего. А в чем, собственно, дело?

– Вам срочная телефонограмма. Правительственная. Вот, читайте.

На листе красивым почерком было написано, что начальник института «Шахтопроект» тов. Слепко Е. С. обязан немедленно отправиться в Бобрик-Донской район на шахту № 18. «Бред какой-то», – подумал Евгений Семенович и спросил:

– Вы это сами записывали? От чьего имени телефонограмма?

– От имени товарища Лучинского, там внизу указано.

– Хорошо, я сейчас, только жене скажу.

– Как хотите.

«Что-то случилось. Интересно!» – обрадовался Евгений Семенович.

– Такое дело, – прошептал он на ухо Наталье, – вызывают меня срочно.

– А ты и рад, – хмыкнула она. – Машину, значит, забираешь?

– Понимаешь…

– Ничего, не пропаду. А съездить домой, переодеться, никак не сможешь? Ну-ну, могла бы и не спрашивать. Счастливо тебе там. Она задумчиво чмокнула его в щеку и вновь отвернулась к сцене, откуда как раз понесся визг циркулярной пилы.

За стеклом «эмки» мелькали освещенные улицы и оштукатуренные во время оно уездные дома, потом – темнота и покосившиеся заборы, из-за которых изредка только мигало освещенное окошко, потом – уже одна темнота, откуда вылетало на свет фар множество среброкрылых мотыльков, расшибавшихся о лобовое стекло. Слепко немного укачало, и он задремал.

На месте оказалось, что никакой шахты нет, а есть одно только дымящееся пепелище, посреди которого искрились последние очажки огня. «Ни шиша себе! Вот это да!» – зрелище было то еще. Кудрявый сержантик из оцепления направил его в местный клуб, уже окруженный, подобно недавно покинутому им театру, двойным кольцом черных машин. Одновременно с противоположной стороны улицы мягко подкатил ЗИС, из которого, щурясь на фары слепковской машины, вышел Федор Максимович Лучинский. Евгений Семенович тоже вылез и пошел здороваться.

– Долго едешь, Женька! – бодро приветствовал его начальник. – Я, вот, из Москвы, а в одно время с тобой поспел. Видал?

– А как же! Но… непонятно пока.

– Сейчас всё узнаем.

При появлении замнаркома все, кто находились в помещении, повскакали с мест и вытянулись. Начальник горнотехнического надзора отрапортовал, что пожаром уничтожены все наземные сооружения, за исключением складов.

– А… под землей – что? – с запинкой спросил Федор Максимович.

– Ничего! То есть все нормально под землей.

– Уф! Прямо гора с плеч. Ну, это еще… Пострадавшие?

– Никак нет! Нет пострадавших!

– Отлично! Повезло так повезло, ничего не скажешь. А где начальник шахты, этот, как его, Филинов?

– В больнице. Говорят, инфаркт у него.

– Значит, все-таки, одна жертва есть.

– По свидетельству очевидцев, пожар возник внезапно, среди бела дня на одном из копров.

– Ясное дело! Жара, конструкцию повело, трос в мазуте терся там обо что-нибудь, – предположил Лучинский. – Экономим всё, копры деревянные ставим.

– А кто отвечал за то, что были поставлены именно деревянные копры? – живо поинтересовался усач в форме полковника НКВД.

– Мы тут все шахты так строим, согласно нормативам, – ответил управляющий трестом «Шахтострой» Бирюлев, уже с час как приехавший на пепелище.

– Здорово, Петр Андреич! – пожал ему руку Лучинский.

– Выходит, это случайность, и никто не виноват? – спросил скромного вида старичок, по виду научный работник.

– Если, конечно, преступная халатность не является уже виной, – веско припечатал замнаркома.

Помолчали.

– Пойдем, Петруша, подымим что ль? И ты давай с нами, – хлопнул он по спине Евгения Семеновича.

– Женька у нас не курит.

– Ничего, я так, рядом постою.

Ночь была звездная. В траве надрывались бесчисленные свиристелки. По черной туше террикона ползали синие колдовские огни. Обыкновенное дело. Бирюлев выглядел больным. От него сильно несло куревом и застарелым потом.

– Ты, Петь, откуда теперь? – поинтересовался Слепко.

– Да с сороковой, чтоб ее!

– Ну и как там? – пыхнул дымом Лучинский.

– Людей нет, стройматериалов нет, машин нет…

– То есть всё как обычно?

– Ну да…

– Вот что, бросай там бодягу эту и здесь начинай. Все тебе дадим: людей, материалы…

– Сроки по сороковой скорректируете, Федор Максимыч?

– Нет, но с людьми постараюсь помочь и там.

– Ясно. А здесь какие будут сроки?

– Угля на аварийном складе хватит на месяц. Так что…

– А что проект?

– Вот Женька тебе его и представит.

– То есть как это? Нету ж у меня никакого проекта! – неискренне возмутился Евгений Семенович.

– По ходу нарисуешь, архаровцев своих сюда вызови. Только учтите, товарищи дорогие, поблажек вам не будет. Время не то. Действуйте!

Мимо них провели растрепанного человека с отчаянным лицом и усадили в автомобиль. Туда же сели трое в форме. Машина отъехала.

– Кого это? – непроизвольно понизив голос, спросил Слепко.

– Главный инженер здешний, – ответила темная фигура, стоявшая, как оказалось, у них за спинами.

– Эх, я бы сейчас поспал, – промямлил Бирюлев.

– Ну хорошо, иди, утром еще поговорим. Жень, ты тоже можешь пока отдыхать. До утра, ребята.

– А ты?

– Мне тут еще заседать, прозаседать и перезаседать.

– Можно у меня в машине соснуть, – предложил Бирюлеву Евгений Семенович.

– Не, я тут неподалеку подходящий стожок заприметил.

– О, тогда и я с тобой.

Они разоспались в душистом сене и проснулись уже не так чтобы очень рано, почувствовав даже некоторую неловкость. Умывшись у ближайшего колодца, перехватили, по случаю, хлебца и явились в клуб, где их давно уже ждали осунувшийся Лучинский, замначальника главка Курнаков и управляющий угольным трестом Лебедкин. Последний выглядел просто убитым. Замнаркома официальным тоном подтвердил вчерашние указания, с тою лишь разницей, что, ввиду вновь открывшихся обстоятельств, срок восстановления предложил по возможности сократить. Курнаков тоже оставался на сгоревшей шахте, дабы осуществлять общее руководство. Это было плохо, он был самой настоящей канцелярской скрепкой, и ничего, кроме вреда, ждать от него не приходилось.

Курнаков обосновался в закопченном, чудом сохранившимся флигеле на краю пожарища. Размешивая кусочек рафинада в стакане жиденького чаю, он обдумывал главный вопрос: какую занять позицию в отношении этой сомнительной парочки – Бирюлева и Слепко. Когда те явились, он постарался изобразить на своем костистом, словно обтянутом пергаментом лице, дружелюбную улыбку. Физиономии вошедших, и до того напряженные, вконец помрачнели.