тебя очень трудно застать дома. Я уже хотел посылать телеграмму.

– Трудно застать? Да я из дома не выхожу, до одури зачитываясь этим изумительным текстом. Ничего не вижу и не слышу.

– Не пытайся меня провести, голубчик. У тебя на пьесу, конечно, встал, но не до такой же степени. Ты просто не подходишь к телефону. Послушай…

– Да?

– О твоей кинопробе… у тебя карандаш под рукой?

– Одну минуточку.

Эрик взял со стола карандаш, клочок бумаги и снова подошел к телефону.

– Валяй, Харман.

– На Побережье ты не едешь. Договорились о пробах здесь. Ты знаешь, где находится «Эллайд Стьюдиоз»?

– Конечно.

– Так вот, пробы назначены на среду. Будь на студии в десять. Послушай, ты можешь позавтракать со мной завтра?

– Буду рад.

– Отлично. Я тебя посвящу во все мелочи. Можно пойти в «Дауни».

– Очень хорошо. Во сколько?

– В час. И еще… ты слушаешь меня?

– Еще как!

– Мы наконец получили известие от заболевшей звезды – репетиции начнутся через неделю, считая с завтрашнего дня.

– Значит, уже на следующей неделе?

– Точно.

– Это чудесно. Боже, как я рад, что начну снова работать! – Из ванной вышел Вивальдо – нагишом он казался невероятно огромным, просто гигант, и прошел на кухню. Бросив критический взгляд на кофейник, он вернулся в комнату и с размаху прыгнул в кровать.

– Теперь тебе придется потрудиться, Эрик. Ты на верном пути, мальчик, можешь оказаться на самом верху. И я от души рад за тебя.

– Спасибо, Харман. Надеюсь, ты прав.

– Ты еще не родился, Эрик, а я уже работал на этом месте. С первого взгляда вижу, кого ждет успех, и еще ни разу не ошибся. Ну, будь здоров. Увидимся завтра. До свидания.

– До свидания.

Эрик положил трубку, чувствуя легкое возбуждение.

– Хорошие новости?

– Звонил мой агент. На следующей неделе начнутся репетиции, а на кинопробу вызывают в среду. – Не в силах скрыть охватившую его радость, он поделился с Вивальдо: – Разве это не здорово?

Вивальдо улыбнулся ему.

– Полагаю, за это нужно выпить. – Эрик поднял с пола пустую бутылку. – А-а… Жаль.

– У меня есть немного бурбона.

– Отлично.

Эрик наполнил две рюмки и уменьшил огонь под кофе.

– Бурбон подойдет даже больше, – проговорил он со счастливым видом, – ведь именно его пьют на Юге, моей родине.

Он сел на кровать, и они чокнулись.

– За твой первый «Оскар», – сказал Вивальдо.

Эрик засмеялся.

– Я тронут. И за твою Нобелевскую премию.

– А уж как я тронут!

Эрик натянул на себя простыню до живота. Вивальдо не сводил с него глаз.

– Ты будешь очень одинок, – неожиданно проговорил он.

Эрик внимательно посмотрел на него и пожал плечами.

– Если уж речь зашла об этом, то и ты тоже. Если уж речь зашла об этом, – повторил он, помолчав. – А я и сейчас одинок.

Вивальдо заговорил не сразу.

– Одинок? А когда приедет твой юноша, ты тоже будешь одинок?

Эрик задумался.

– Нет, – ответил он наконец и после некоторого колебания прибавил: – И да, и нет. – И взглянул в упор на Вивальдо: – А ты одинок с Идой?

Вивальдо опустил глаза.

– Я размышлял об этом… или, скорее, гнал от себя эти мысли… все утро. – Он посмотрел Эрику в глаза. – Думаю, ты не обидишься, да ты и сам все знаешь… в твоей постели, в твоих объятиях даже… я в каком-то смысле искал спасения от Иды. Мне надо принять какое-то решение относительно нашей совместной жизни. – Он снова опустил глаза. – Казалось, мне под силу самому решить эту проблему. Но теперь вижу, орешек мне не по зубам, и я не знаю, что делать. События не тороплюсь форсировать, потому что боюсь потерять ее. – Упорное молчание Эрика сбивало Вивальдо с толку. – Ты понимаешь, о чем я? Тебе это что-нибудь говорит?

– О да, – уныло протянул Эрик, – говорит и даже много. – Он улыбнулся Вивальдо, осмелившись прибавить: – Сейчас, когда мы оба затаились в этой комнате, укрывшись от того, что пугает нас… возможно, я люблю тебя, а ты меня со всей отпущенной нам силой… и, может быть, никто не полюбит нас сильнее.

Вивальдо сказал:

– Не знаю, могу ли согласиться с тобой. Пока, наверное, нет. Но насчет «со всей отпущенной нам силой» – согласен. Это точно. – Он взглянул Эрику в глаза. – Мне кажется, твоя мысль не закончена. Вот послушай. Сегодняшний день близится к концу. Когда еще наступит для нас такой же день? Мы ведь с тобой не дети и знаем, что такое жизнь и как быстро летит время… сказать по чести, я не смогу день за днем, месяц за месяцем спасать тебя от одиночества. И ты меня тоже. Мы движемся не в одном направлении, и ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать. – Вивальдо замолчал, глядя на Эрика огромными, полными муки глазами. Потом лицо его озарилось улыбкой. – Если бы все продолжалось как сегодня, Эрик, было бы прекрасно… ты очень красив, но я-то не смогу дарить тебе такое же наслаждение, какое, верю, можешь доставить мне ты. Понимаешь? И если мы с тобой договоримся продлить наши отношения, постараемся направлять их, постараемся достичь большего, чем у нас есть, если мы… чудом, только чудом, клянусь… будем как-то двигаться дальше, то я превращусь просто в паразита, и мы оба зачахнем. Что можем мы дать друг другу? Только любить и быть свидетелями жизни друг друга. Но у нас есть право надеяться на большее. Мы должны прийти к самим себе, стать теми, кем должны быть. Разве не так? – Не дождавшись ответа, Вивальдо сделал большой глоток виски и заговорил уже в другом тоне и заметно тише: – Знаешь, когда я был в ванной, то подумал: да, мне нравится находиться в твоих объятиях, нравится, – тут он покраснел и снова поднял на Эрика глаза, – ощущать тебя повсюду. А почему нет? Человек я чувственный, ты мне нравишься… и твоя манера любить тоже нравится, но… – он опустил глаза, – все это не мое, я создан по-другому и знаю об этом. И порвать с той, другой частью моей жизни не смогу. Если я изменю себе, то умру, а если умру, – он улыбнулся Эрику печальной юношеской улыбкой, – ты не сможешь меня больше любить. А я хочу, чтобы ты любил меня всегда.

Эрик протянул руку и коснулся лица Вивальдо.

– Для тебя я луну с неба достану, дорогой, – произнес он. К его удивлению, из горла вырвался хриплый шепот. Он откашлялся. – Хочешь кофе?

Вивальдо покачал головой. Он опустошил свою рюмку и поставил на столик.

– Допивай, – сказал он Эрику.

Эрик допил бурбон. Вивальдо взял у него рюмку и тоже поставил на стол.

– Не хочу я никакого кофе, – сказал он и раскрыл объятия. – Давай возьмем от сегодняшнего дня все, что можно…

Без десяти четыре Эрик, успев кое-как помыться, побриться и одеться, стоял перед дверью в плаще и непромокаемой кепке. Кофе был обжигающе горячий, он с трудом сделал несколько глотков. Вивальдо все еще не