–Да…

Она выдохнула, прежде чем начать. Было видно, что не легко ей говорить правду – не первый раз бросается в глаза!

–Иллиан родился на этом острове среди людей, что философией своей похожи на авров, познавшие прогресс, но спрятавшие его от всего мира. Иллиан был другим, не похожим на всех остальных. Ему нужен весь мир! Ему мало этого острова! Не украл ничего в родном доме, покидая его ещё подростком, но в родной дом, всё же, вернулся. Месяц лишь провёл на воле и не выдержал всех глупостей нашего мира, но, вернувшись в родной дом, в нём никого не обнаружил, кроме четырёх, возведённых в нашу честь статуй! Все покинули остров, и Иллиан так и не узнал, он тому причина или нет! Мысли говорят одно, а на самом деле бывает по-разному. Прошло тридцать лет после этих событий, и он встретил меня и моего мужа. Мы не были так богаты, чтобы претендовать на правление какой-либо частью мира, но Иллиан убедил моего мужа, что этого легко достичь. Спустя год мы были настолько богаты, что деньги не смогли бы потратить и за два десятка жизней. Спустя ещё один год образовалась тайная организация, в которой четвёртая семья была лишней – они были временными правителями, которых должен был подменить ты…

–Думаешь, для этого нужна была четвёртая семья? – спросил художник с недоверием, хотя во всё, что сказано до этих слов, он поверил

–А для чего же ещё?

–Ты мне рассказываешь лишь то, что услышала! В моей голове другие расклады…

–Поделись, – заинтересованно ответила она, положив руку на его плечо.

Она прижалась к художнику, чтобы не смотреть в глаза, когда тот будет молвить.

–Иллиан также, как и я, не желал быть единственным в своём роде, потому решил показать вам лекарство от старости. Но лекарство от старости выпить решил лишь полководец. Иллиан знал, что тот согласится и выпьет его. Он знал, что ты не оставишь наш мир на растерзание двух тиранов. Он любил тебя, потому и мечтал, чтобы ты стала такой же, как он и, возможно, нашла шанс полюбить его, но это не произошло, даже, когда он показал тебе этот остров, даже, когда подарил тебе его. Любовь не купить, любовь его подкосила, и он натравил на тебя четвёртую семью, что была марионеткой в его руках…

–Так всё и было, – ответила она, утонув в воспоминаниях, но ничего стоящего не вспомнив.

–Идеи к своим изобретениям ты обнаружила здесь?

–Да.

–Насколько далеко заходила в город?

–Заходить в город нельзя! – воскликнула она так, словно её только что разбудили. – Лишь сделала два шага в него, и уже знала, как изобрести самое сильное оружие, как покорить людей, как создать города, в которых люди будут счастливы…

–Довольно-таки, разные идеи, – заметил художник и добавил. – Я не виню тебя в смерти Иллиана, он сам себя к этому привёл. Заглянул в будущее, узнал обо мне и начал жить, опираясь на предсказание – его судьбу решила его же собственная философия! Это справедливо.

Говорил ей это, а сам думал о её душе, которую оставил в глубине города. Насколько это повлияет на её творчество, он не знал, но отныне нёс за это ответственность…

Лодка ударилась о причал, герои прошли под жребием, что бросил Иллиан, и ноги ступили в одинокий город.

Здесь не было ни души, но душа у города была. Призрак былой жизни присутствовал и беззвучным эхом разносился по городу. Все дома впереди были из мрамора, невысокие, но стойкие. Небоскрёбы за ними, их не видно за туманом. Лишь вдалеке виднеются макушки. Здесь тротуары из песка, но до них не дойдут ноги наших героев. Идей им на сегодня хватит.

Перед городом, на холме стоял небольшой, полуразрушенный алтарь. Следов храма не присутствовало.

Вершина холма расположилась между статуями Иллиана и художника – к ней и направилась Анастасия, и за ней последовал Арлстау.

Алтарь выглядел странно, таких художник никогда не видел. «Может, и не алтарь это вовсе?!». К нему вели сто белых ступенек, затем круглая платформа, на которой изображено лицо авра, а по краям её нашли своё местечко двенадцать квадратных колонн. По середине бронзовый трон, на троне восседает мраморное, двухголовое Божество – одна голова мужчины, вторая женщины. Правая рука, что ближе к мужской голове, поднята вверх и сжимает серебряный меч, левая рука протягивает вперёд золотую чашу.

«Мужчина летит вверх, а женщина идёт вперёд», – такой вывод сделал художник, оказавшись перед этим Божеством.

–Это алтарь? – спросил он Анастасию.

–Это место, где проходили свадьбы.

–Откуда знаешь?

–Главным достоинством здешнего народа считалась семья, и союзы были нерушимы! Муж и жена не имели права разрушать союз, если однажды выбрали друг друга. Для нашего времени это дико и даже смешно.

–В наше время никто не верит в будущее!

–Не женись, – твёрдо воскликнула она, – если не веришь в своё будущее! Но нет, люди женятся постоянно, и лишь единиц разлучает смерть, остальных разлучает жизнь!

Арлстау подошёл к трону и заглянул в чашу, в ней была прозрачная, чистейшая вода. Так и хотелось окунуть в неё руку, что художник и сделал, и провёл мокрыми руками по лицу. Умылся перед чем-то важным.

На дне что-то было, хотя глаза показывали иное, но, видимо, лгали.

–Там что-то есть! – воскликнул он.

–Ну так достань! – ответила она и почему-то засияла в этот момент от счастья!

–Чему радуешься? – мягко спросил он её.

Не дожидаясь ответа, достал из чаши обручальное кольцо. Кольцо такое тонкое и лёгкое. Оно не было золотым. Металл обоим неизвестен, но он важнее любого золота.

–Радуюсь тому, что кольцо может достать лишь тот, кто будет до конца со своей половиной! Чаша отказывает тем, кого способна разлучить жизнь!

–Это уже не наука, а самое, настоящее волшебство! – восхищённо промолвил художник.

–Это не волшебство, это помощь человеку не допустить ошибку в первом шаге.

Она подошла к трону и проникла рукой в прозрачную воду. Сердце художника замерло от волнительного момента, но бояться было нечего – в руках Анастасии засияло такое же простенькое колечко.

–Согласен ли ты быть моим до конца? – с улыбкой спросила она и протянула колечко.

–Согласен, – ответил он, завороженный этой ситуацией.

Кольцо идеально подошло его безымянному пальцу и не сковало кожу, а согрело.

–Согласна ли ты быть моей до конца моих дней?

–Конечно, согласна!

Глаза её горели, а губы были хороши, когда произнесли шесть приятных слогов.