Всё это время чаще думала, что он не очнётся, дольше прогоняла эту мысль, а сейчас, когда художник восстал, не могла на него злиться. Она, правда, допускала мысль, что он заснул навсегда, и это ей такое наказание.

Сейчас счастлива, что он снова с ней! Как сейчас ей злиться, если счастье переполнило всю душу?! И злости не место в этой душе…

–Всё позади, родная! – успокаивал он её, хотя словами тут не успокоишь, настало время для поступков. – Это был последний фрагмент жизни Данучи, и таких переживаний ты больше не испытаешь!

–Я такого больше не выдержу! – закричала она на него, порвав объятия, не понимая его спокойствия. – Я думала, что умру от горя, что не почувствую никогда твоего тепла, что не увижу твоего взгляда! Ты не представляешь, что я пережила!

Она ещё желала во многом признаться ему, но пока не решалась. Эти колебания были, как на ладони. Три недели это много, и произойти могло, что угодно! Интрига. Художник ждал, а она молчала.

Вспышка гнева была лишь вспышкой, и снова счастье облепило её душу со всех сторон.

–Говори, – не выдержал он.

–Что говорить?

–То, что не получается сказать! Я же чувствую тебя…

–У нас будет ребёнок, – одним дыханием сорвалось с её уст.

Ух ты! Как удар молнии, такая новость, и сразу мозг кипит и думает, что делать! Такая весть меняет все дороги.

Представил себя отцом, а Анастасию мамой, и тепло так стало, и вера в светлое будущее прорезалась, нежданно засияла, как ближайшая звезда.

Арлстау обнял её крепко и прошептал:

–Спасибо!

–Я тоже очень счастлива! – засияла она в ответ.

–Я люблю тебя!

–Тебя люблю, несмотря ни на что…

Затем комок объятий, и она собиралась уйти, словно не наскучило ей быть одной, и он не ожидал её ухода, но желал не остановить ни на секунду, доверившись гордости. Смотрел ей в след и думал: «Настолько ли я близок ей? Или за двадцать четыре дня успел отдалиться?!».

Не прав в своих домыслах. Она его навсегда – так решили их души, а потом уже сердца! Что ей эти двадцать четыре дня?!

–Ты пахнешь, как мечты! – остановил её художник перед дверью. – С тобой не чувствую себя уставшим и слепым, с тобой мне хочется творить свои мечтания! Ты – мой лабиринт, ты – мой оберег, ты – моя история! Ты мои же шаги и мои же следы! Ты звучишь, как любовь, как тепло, как симфония, как от счастья письмо, и в письме этом тоже лишь ты…

Затем добавил:

–Ты моя Анастасия! Ты – моя душа…

Она ответила на это: «Я люблю тебя!» и захлопнула дверь, а он побрёл на берег с поникшей головой, думая о том, что значит в жизни дело, что значит в жизни слово, и, что таит несказанная мысль.

Присел в тёплый песок и уже обо всём подумал, но ещё не прочувствовал испытанное, ещё не раскусил тайный смысл судьбы – «Для чего она подарила нам дитя?! Для чего нам настолько сильный в свет в такой темнеющей истории?!».

У него не было детей, и никогда ничто не предвещало этого, но он ни раз размышлял о том, почему дети отвечают за грехи своих родителей и считал это несправедливым! Видел разные случаи передачи грехов от родителей к детям, и всегда складывалось двойственное впечатление от увиденного.

С одной стороны, можно посчитать это справедливым, но с большой натяжкой – человеку приходит осознание всех содеянных грехов, когда он видит страдания своих детей и понимает, что это отпечаток всего того, что он творил в жизни и продолжает творить.

Но есть другая сторона, которая противоречит всем устоям справедливости – когда родитель бросает своё чадо на произвол судьбы, ребёнок, всё равно, отвечает за его согрешения, и чаще их, даже больше, чем у тех, кто детей не бросает. То есть, мало того, что он брошен, так ему ещё и отвечать за грехи тех, кто его бросил! По-моему, это перебор, и должно быть всё наоборот. Этот вопрос художником до сих пор не был разгадан. Такая вот загадка Вселенского масштаба…

Но, с другой стороны, что более праведна, если бы жизнь была справедливой, то не было бы шанса стать сильнее! Если бы всё было справедливым, то не таким вкусным будет счастье от победы!

Конечно, своё дитя бросить он не посмеет, да и жить не сможет, если так поступит. Только вот, есть одно тревожное «Но!». Какая судьба ждёт ребёнка, если его мама и папа правят всем миром?! Вопрос так вопрос, и даже пророки запутаются в бесконечных догадках…

–Арлстау, – послышался голос в его голове.

Он, как раз, провожал взглядом алый закат, наслаждался ароматом океана и думал лишь о будущем, как голос из прошлого заставил всё пересмотреть.

«Этого не может быть! Видимо, почудилось!», – уговаривал он сам себя, хоть и понимал, что всё возможно!

Он проспал три недели и три дня – за это время в мире мог измениться каждый фрагмент обыденности, и те, кто был в безопасности, могли уже стать пеплом, разбросанным по обгоревшей земле! Анастасия сказала, что всех защитила, но связи с внешним миром у них нет, и они не знают, что, на самом деле, в нём происходит.

–Арлстау, – вновь прорезался голос Леро. – Помоги мне, я прошу тебя!

Художника затрясло от боли, её голос был таким покалеченным, будто она испытала тысячи пыток и не смогла выдержать последнюю. Он был несчастней, чем лицо Анастасии, когда верила, что художник не проснётся.

–Спаси меня! – не унималась она. – Взгляни на меня, прошу тебя!

«Боже!», – прошептал он, скорее, себе, чем Богу. – «Кем же мне надо быть, чтобы поступить иначе?!». Девушка в лапах опасности, и в этом лишь его вина и выбирай: геройство или счастье.

Он ощущал тот выбор и, даже понял, для чего он дан, но выбрать не просто. «Счастливая сволочь» или «Несчастный благодетель»?!

Если откликнется на её зов, то это навсегда, и она сможет, хоть вечно проникать в его разум своими дальними фразами, а, если не откликнется, то и это будет навсегда, и он никогда её больше не услышит, никогда не сможет спасти.

Прошлое или будущее? Героизм или благоразумие?

Совесть сыграла свою злую шутку, и он открылся, не потому что он герой, а потому что иначе не мог…

Потоком вонзились в душу все её воспоминания – как пришла она к нему в тот самый день, когда он ушёл из