Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для души оставаться привязанной к этому миру после смерти… хуже, чем вечность страданий.
Лань, у которой внезапно задрожали руки, встала.
– Освободи ее душу.
«Боюсь, такого в условиях сделки не было, – ответил Дракон. – Заключенную сделку не обратить, юная смертная».
– Всегда есть лазейка, – возразила Лань. – Назови свое условие. Назови свою цену.
«О, но ее душа слишком дорого стоит, – промурлыкал Серебряный Дракон. Лань захотелось вонзить в его морду ногти, выколоть ему глаза. – Боюсь, твое предложение мне неинтересно. Если только… – В мгновение ока он оказался так близко, что Лань вздрогнула. – Возможно, душа ее дочери станет достойной ценой. Такая же сильная, но моложе».
– Договорились, – ответила Лань. – Когда все закончится, можешь забрать мою душу в обмен на душу моей матери. Но только душу – не разум и не тело. И только после того, как выполнишь свой долг – защитишь меня… и когда я буду готова отдать ее.
Серебряный Дракон прищурился.
«Сделка заключена», – сказал он и внезапно рванулся вперед. Лань падала: небо, горы и деревья растворялись в белом туннеле. Мысленным взором она видела, как белое ядро Серебряного Дракона пульсирует в ее груди, как усики его ци обвиваются вокруг ее левой руки так, что и та начинает светиться. Боль пронзила запястье. Когда Лань посмотрела на него, каждый штрих печати ее матери исчезал, таял, словно высыхающая на солнце вода. На ее месте сама собой выводилась новая, – каждый штрих, как бледная полоса шрама.
Иероглифы ее настоящего имени – Сун Лянь – накладывались друг на друга. Круг, нарисованный, чтобы замкнуться и завершить печать. Новая сделка.
Сияние, огонь и боль отступили. Лань моргнула от бледного утреннего света. Постепенно возвращались звуки леса – щебет птиц, жужжание насекомых и шепот листьев. Позади нее тихо беседовали Дилая и Тай, прислонившиеся к стволу сосны. Они не знали об изменениях, которые только что произошли, – изменениях, произошедших в сознании Лань.
Одновременно поменялось все и ничего.
Лань повернулась и обнаружила, что Серебряный Дракон все еще наблюдает за ней мерцающим ледяным взглядом. Перед ее мысленным взором он щелкнул хвостом и внезапно встал на дыбы, вытянувшись во весь рост. Он возвышался над самыми высокими горами и поднимался до тех пор, пока его рогатая голова не коснулась неба, а огромная раскрытая пасть не смогла бы при желании поглотить солнце.
В его небесно-голубых глазах читалась радость.
«Ну что ж, Сун Лянь, что же нам предстоит сделать?»
Лань перевела взгляд на восходящее солнце, на горы, в которых когда-то находился Край Небес. Где среди руин того, что когда-то было вершиной ее культуры, ее наследием, покоились тела восьми мастеров.
«Клан Сун был допущен к службе у императорской семьи в качестве советников по поискам Убийцы Богов, – сказал Дэцзы. – Включая твою мать».
– Мы отправляемся на запад, в Забытый город Ша-клахиру, – сказала Сун Лянь своему Серебряному Дракону. – Чтобы выследить других Богов-Демонов и закончить то, что начала моя мать.
– Тогда вместе мы уничтожим элантийский режим.
Эпилог
Инь и ян, добро и зло, великое и ужасное, короли и тираны, герои и злодеи.
Сюжеты старой классики – всего лишь вопрос перспективы.
Две стороны одной медали.
Только тот, кто выжил, чтобы рассказать историю, решает, какую сторону выбрать.
По мере того как отступала ночь, а день проливал свой свет на мир, туман в его сознании тоже начал рассеиваться. Говорили, что Черная Черепаха черпает свою энергию из темноты. Он заметил, что чем больше черпал силу Бога-Демона, тем меньше ему нравилось дневное время.
Цзэнь остановился на вершине горы. Сила Бога-Демона впечатляла. За одну ночь он преодолел расстояние, которое не смог бы пройти за две недели. Пейзаж под ним уже начал меняться. Великая река змеилась мимо гор, отделяя Центральные равнины от низменностей Шу: полосы затонувших территорий, покрытых широколиственными лесами. Когда-то эти места были домом сразу нескольких кланов. Путешествуя на восток в течение нескольких недель, Цзэнь знал, что его ждали зигзагообразные рисовые поля и чайные фермы, тянущиеся как заплатанная ткань так далеко, как только мог видеть глаз.
Но его интересовало только то, что лежало за пределами низменностей.
Он осторожно опустил парня, которого держал на руках. Не считая нескольких царапин на щеках, Шаньцзюнь не пострадал. Цзэнь сумел защитить его от большей части огня и взрывов.
Из сумки ученика Целителя он достал все еще влажную от дождя полоску ткани и начал вытирать ей руки Шаньцзюня. Кровь не подходила этому парню, как грязь чистой речной воде.
Пристальный взгляд Цзэня задержался на лице Шаньцзюня – лице, которое когда-то составляло часть его мира. Они были лучшими друзьями. До того как Цзэнь потерял контроль над своим демоном и ранил Дилаю. С тех пор он держался на расстоянии от людей, о которых заботился больше всего.
Держаться подальше от Лань он не смог. Даже несмотря на свою нынешнюю форму и то, что она решила противостоять его цели, Цзэнь не мог представить мир без нее. Он вспомнил, как потерял себя в густом тумане прошлой ночи, но его сердце инстинктивно сжалось. Возможно, это был сон, но Цзэнь помнил, как обнимал ее, как вдыхал исходящий от нее аромат лилий, как ее волосы щекотали его щеки. И ее голос, вспыхнувший серебряным светом в его мире, прежде чем тьма Бога-Демона снова не поглотила его.
При мысли о Лань вспышка боли обожгла грудь, настолько сильная, что он на мгновение прервался и, стиснув зубы, прижал руку к сердцу. Внутри себя Цзэнь почувствовал нарастающий гнев другого владельца его тела.
«Тело, разум, затем душа», Забытый город – прошипело эхо его голоса.
Всходило солнце. Воздух потеплел, наполнившись ароматами сосен, земли и дождя. Доставая из сумки тыквенную бутыль, Цзэн поймал себя на том, что делает глубокие вдохи. Он осторожно приподнял голову Шаньцзюня и поднес к его губам бутыль.
Парень закашлялся и распахнул глаза, теплые и карие, как Цзэнь всегда помнил. Когда Шаньцзюнь перевел на него взгляд, эти глаза расширились от страха. Ученик Целителя сел, вырываясь из объятий Цзэня. Тот отодвинулся.
– Что случилось? – спросил Цзэня Шаньцзюнь, оглядываясь по сторонам. – А где все?
Цзэнь знал, что Шаньцзюнь имел в виду одного конкретного человека: Чо Тая, человека, который владел его сердцем. На мгновение Цзэнь подумал, не защитить ли