…Группа, во многом состоявшая из командиров, не сумевших пробиться на Цитадель, таких, как Иван Черняев, уже давно перестреливалась с 12-й ротой. Однако немецкий пулеметный огонь не давал возможности приблизиться к ним. И тут из-за Восточного форта появился Т-38, один из тех, кто так и не сумел покинуть крепость. Маленький, вертлявый, он с ходу начал бить по мосту. Под прикрытием его огня группа Мамчика пошла в атаку.

Присутствие командира батальона не спасло положение — остатки 12-й роты стали отходить через Трехарочный мост, прикрываемые огнем из столовой 33-го инженерного полка. Некоторые из них туда и заскочили, остальные начали отступать обратно к Тереспольским.

В 4.45 красноармейская пуля настигла одного из отступавших по двору Цитадели — это был командир III/I.R.135 гауптман Пракса[640].

Достичь Тереспольских удалось немногим — некоторые решили спрятаться в казавшемся покинутом здании 333 сп. Но их заметили…

Группа Мамчика захватила Трехарочный и пкт 145. Но это было лишь начало «эпопеи пкт 145» — места, ставшего одним из наиболее щедро раздающих смерть на территории крепости.

4.47. Тересполь. КП 45-й дивизии

45-му противотанковому дивизиону (без подразделений уже приданных полкам) приказано занять оборону в районе продовольственных складов, готовясь к контратакам танковых частей, ожидая дальнейших распоряжений дивизии.

К этому времени на КП «сорок пятой» складывается впечатление, подтверждаемое Шлипером и личным посещением I.R.130, в сопровождении майора Шинделмайзера (IIa), что из-за полной неожиданности враг готов к сопротивлению только теми подразделениями, что не оказались под фактическим и моральным действием артподготовки.

Сообщения соседних дивизий, едва наталкивающихся на сопротивление, не дают никакого повода предполагать, что враг готовит хоть немного серьезную оборону.

4.50. A.A.45 дается команда — сосредоточившись в районе к югу от фольварка Лобачув, ждать распоряжений дивизии.

4.50 34 I.D. взяла Волынку. Положение у форта V еще не совсем ясно. Котельня и Боярска атакуются[641].

4.55. Сообщение в штаб армии: Пока создается впечатление, что враг полностью поражен (например, перехваченная русская радиограмма: «Что нужно делать?» и др.).

Заметив, что в их здание вбежало несколько немцев, бойцы 333 сп, выскочив из подвалов, забежали в него и начали обследовать одну за другой иссеченные осколками и заваленные обгоревшими нарами комнаты. Кое-где лежали и трупы — на разрушенной лестнице, ведущей на второй этаж (в расположение первого батальона (северное крыло), их было так много, что живые лишь с трудом, используя какое-то обугленное бревно, смогли пробраться наверх.

На втором этаже резко грохнул винтовочный выстрел — красноармеец Борисов, обнаружив врага в одной из комнат, смертельно ранил его. Обыск продолжается — в штабе взяли знамя 333 сп и одну, вполне пригодную радиостанцию, отправив все это в подвал.

Слышно, как в здание залетают редкие пули… Кто и откуда бьет — неизвестно.

Обследуют помещения штаба — надо перетащить в подвал и документы. Но почти все они — уже лишь разносимый ветром пепел. Лишь в двух недогоревших шкафах нашли несколько папок, да насобирали кучу листков, разнесенных взрывами по коридорам.

Внезапно их гулкую тишину, нарушаемую лишь топотом сапог красноармейцев, прорезало: «Руки вверх!» Рванувшиеся в тот отсек (второй этаж южного крыла), где раздался крик, бойцы увидели красноармейца, наставившего винтовку на двух немцев, обнаруженных им на койке под матрацем. Один из них — был ранен в обе ноги, второй — пока цел[642].

Отобрав оружие, одного из пленных сразу же повели в отсек к командирам, где в это время находился помначштаба 333 сп, лейтенант А. С. Санин, взявший на себя командование на этом участке: «Большой, белобрысый, он робко зашел в отсек — я в этот момент был чем-то занят. Его окружили несколько бойцов[643] и начали разговор жестами, как с глухонемым. Смотрел я на эту сцену и удивлялся: никакого чувства вражды и злобы. Его, как друга, хлопали по плечу, и даже нашлись такие, которые были готовы дать покурить. Сколько доброты, простоты, гуманизма заложено в природе русского человека!»

Для допроса Санин решил привлечь Каландадзе. Хотя рядом с ним и находился красноармеец Эдуард Дамм (немец по происхождению). Однако «на всякий случай» Санин, пояснив, что Дамм говорит лишь на диалекте (хотя тот знал и литературный), решил все же провести допрос при Каландадзе. Тот вспоминал: «Один из пленных — сухопарый унтер — лежал, закинув руки за голову и вытянувшись. На голове у него была каска, и тонкое белое лицо скрывалось в тени. Он был бледен — то ли от страха, то ли от утомления. Рядом с ним примостился приземистый ефрейтор. Он грубо и вызывающе смотрел на наших солдат, собравшихся поглазеть на пленных… Они отвечали, назвали себя, свою часть. Унтер, чуть улыбаясь, рассказал, как они проникли в крепость… Ефрейтор хмурился». Если верить Каландадзе, то пленные — шпионы, ибо проникли в крепость еще за день до войны, с рациями корректировали огонь. А со шпионами, да еще и держащимися достаточно нагло (хотя во время допроса, оба пленных лежали на земле) — разговаривать не о чем… Санин же рассказывает несколько иначе: «Среди нас нашелся и переводчик, переводивший ответы немецкого солдата. Тот говорил, что война — это плохо, что воевать он не хочет, что русские хорошие, что он очень боится смерти, что у него есть жена и дети»[644].