Так что Карл Великий, подобно многим завоевателям, имел преувеличенное чувство собственной важности и достаточно интеллекта, чтобы превратить его в ясные формулировки принципов, которые можно было назвать одним латинским словом correctio: желание исправить существующий образ жизни согласно христианской модели совершенства. Почему мы должны обращать внимание на всю эту нелепую чушь о построении царствия Божьего на земле? Как нам уже показала политическая хроника, его собственная семья не смогла поддерживать даже видимость братской любви после его смерти, и почти нет никаких признаков какой-либо крупной вспышки христианских ценностей в IX в. во Франкии в целом. Тем не менее план Карла Великого имел и по-прежнему имеет огромное значение. Король и его церковнослужители не просто провозгласили мечту, они попытались прожить ее. И благодаря своим беспрецедентным завоеваниям Карл Великий получил огромные ресурсы, чтобы посвятить ей себя, и более чем достаточное количество рычагов, чтобы заставить и других подписаться под этим проектом. Это позволило ему прежде всего собрать при своем дворе необычное количество ученых из различных областей знания, включая лучших, которых он нашел в разных уголках Западной Европы: Алкуина Йоркского (у которого тогда была одна из самых лучших библиотек в западном христианском мире), Теодульфа Испанского, Петра из Пизы и Павла Диакона из Италии, – если назвать лишь некоторых суперзвезд. Это непостоянная ассамблея ученых (отдельные люди приезжали и уезжали со временем) представляла собой уникальное собрание интеллектуальных талантов, которое мог организовать только правитель, обладавший богатством и размахом Карла Великого. И помимо того что они писали ему остроумные короткие хвалебные стихи и жаловались друг на друга, эти люди также связали себя участием в великом проекте христианской реформы, задуманной королем-императором. Вместе с самим Карлом Великим и большинством его ведущих светских и церковных советников они образовали команду, которая приступила к работе с целью построить христианское общество, представленное в Admonitio Generalis. Результатом стало полное преобразование церкви западного латинского христианского мира[283].

Первым ключевым шагом по направлению к мечте было укрепление более полного и более точного понимания подлинных христианских традиции и практики у священнослужителей империи. Самым лучшим и на самом деле единственным средством добиться этого стало повышение доступности корпуса текстов, с помощью которых определялась и передавалась через века подтвержденная и проверяемая на достоверность христианская традиция – внутреннее содержание религии. Мы здесь говорим о Библии, но в Admonitio также упомянут церковный закон – каноны, и там есть много чего еще кроме этого: все от нерелигиозных сводов законов, чтобы гарантировать новую, более справедливую эру в будущем, до бесконечных комментариев к Библии. Христианство, как часто говорится, – это книжная религия, и Карл Великий со своими церковниками прекрасно это понимал. Поэтому план его реформ должен был начинаться с книг, и соборы 812 г., посвященные реформе (к которым мы скоро вернемся), назвали, с каких именно. Ключевыми текстами для строительства нового христианского общества считались Евангелия и Деяния Святых Апостолов из Нового Завета (из-за размера средневековых летописей полные Библии – называемые pandects — со всем тем, что свели воедино под одной обложкой, – были чрезвычайно редки на тот момент), минеи, писания Отцов Церкви, «Правило Бенедикта» для монахов, Cura Pastoralis («Пастырская забота») папы римского Григория Великого для епископов и священников, церковные законы и кодексы светских законов для чиновников-мирян[284]. Получить и распространить удовлетворительные копии этих ключевых текстов во Франции в конце VIII в. оказывалось очень сложным делом. Книги были, безусловно, редки, а роскошные экземпляры стоили чрезвычайно дорого – требовались 1500 коров, чтобы обеспечить пергамент для Евангелия из Линдисфарна, но гораздо большей проблемой стало согласование «правильной» версии их текстов.

Иногда – так как эти тексты изначально писали на греческом языке – это происходило потому, что в прошлом был сделан ряд отдельных переводов на латынь, и Библия стала подходящим классическим случаем. В период Римской империи сделали четыре разных перевода Библии на латинский язык, и к концу VIII в. их текстовые традиции настолько смешались, что настоящим кошмаром становилась попытка решить, что изначально говорилось в каждом из них, а затем – который из них может дать лучший перевод каждого конкретного отрывка.

Но существовала и еще более глубокая проблема: с исчезновением гражданской, высокообразованной культуры позднеримской элиты латинский язык перестали преподавать учителя-профессионалы, грамматисты, которых раньше можно было найти в большинстве крупных рыночных городов империи. Коллективно эти люди не давали классическому латинскому языку (разговорному и письменному языку римской элиты) сильно изменяться в период существования Римской империи. Они создавали сложные учебники, которые были предками латинских грамматик, используемых для пытки молодежи в наше время, и определяли несметное число окончаний «правильной» (то есть классической) латыни. Но когда эти люди сошли со сцены со сдвигом жизни элиты в сторону военной, нежели гражданской карьеры, как к северу от Альп до 500 г. и в Италии одним-двумя поколениями позже, грамматическая дамба, сдерживавшая обычные процессы языковых изменений, была снесена. Граффити в Помпеях показывают, что в менее возвышенных кругах языковые изменения происходили уже давно, а вскоре они распространились и на элиту. В повседневном произношении, по-видимому, больше не различались звуки, которыми отличались изначально падежные окончания, и из-за этого произношение разрушило большую часть грамматической структуры классической латыни. В долгосрочном периоде этот процесс превратил латынь в свои различные производные (такие как французский и испанский языки), которые могут считаться латинскими без большинства падежных окончаний, в которых порядок слов в предложении (как в современном английском) делает основную работу, так как окончания утратили свою способность передавать значение. Среди элиты этот процесс происходил постепенно и более или менее бессознательно начиная с V в., а затем проложил себе путь в текстовую культуру, оказывая влияние не только на композицию, но и на попытки скопировать старые классические тексты. Результат – полная неразбериха, когда даже образованные служители церкви не всегда осознавали, что их классическая латынь на самом деле представляла собой смесь латыни и придуманных форм. Как выразился Карл Великий в знаменитом капитулярии «Об изучении писем»: