А что это за радость, девушки, когда под венец ведут?..

А это, подружка милая, мы не знаем; лишь дрожим, как пескарики, в грядущем сладком страхе.

А и что это, бабоньки, за счастье такое, когда после венца в свадебной горнице на кровать кладут?..

А это, девушка красная, то, на чем мир крещеный стоял, стоит и стоять будет. Это любовь.

А если я не девушка уже, молодки любимые?.. Если я уже согрешила один раз, и еще раз, и многажды раз, и сколько звезд в небе, столько грехов записано письменами невидимыми на груди моей, на животе моем?!..

Ах, родная, велика ли забота твоя; все грехи — твои. Все жаленья — твои. А муж — он суженый. Сужденный. Он если и заплачет над тобой, поминая всех, кто имел тебя в женах, так все одно простит. Ибо он муж. И Царь твой. И Господин твой. И Владыка и Повелитель твой.

Меня обряжали долго. Нацепляли на высокую кику связки яхонтов, изумрудов. Сурьмили брови. Белили и без того белое как снег лицо. Втыкали в уши гроздья хризолитов. Перехватывали талию широким, вышитым златом да серебром поясом. Плели толстые золотые косы, увивали их атласным лентием.

— Красавица наша, Княгинюшка!.. Жених-то как доволен будет…

Мы вышли на слепящее Солнце. В снег. С колоколен собора лился мед свадебных перезвонов. Ноги ступали по снегу тяжело, вдавливаясь в хрустящий наст, каблучки сафьянных сапожек раздавливали голубой, исчерканный коньками ребятни лед. Две сенных девушки несли за мной куничью накидку, третья девушка мела веником снежную тропинку передо мной.

Вот он, собор. И колокола. И там, в соборе, Он меня ждет.

А я уже не девушка. Со мной другие были. И как поведаю Ему! Как объясню Ему, как повинюсь!.. И в чем виниться?!.. В жизни своей?!..

И вот увижу я, как любовь делает чудеса; как снимает она лилейной рукой ревность, злобу, зависть, горесть. Как одну милость творит.

— Звоны, звоны-то!..

— Княгинюшку замуж выдают… Глянь, кику-то ей мастер Трофим выделал… Сияет, как во сне… Инда глазам больно…

Я вошла в собор. Глаза привыкли к темноте. Огляделась.

Князь стоял передо мной, облаченный в столь же сияющий, как и мой, парчовый наряд, в островерхую меховую шапку. Такие шапки носили его предки монголы, носившиеся по степям и пустыням далекой Сибири; кочевники завоевали нашу землю в незапамятные времена, а позже их погнали люди Рус, да вот шапки — знак Царского рода — остались на головах знатных воинов, как память. Меховой островерхий сугроб. Весь блестит драгоценными каменьями. С елью, к Рождеству украшенной, схож. С церковью: крестик наверху.

Глаза Князя входят в меня, как два копья.

Ты моя милая, милая, милая. Ты моя любимая.

Ты мой любимый и желанный.

Нас подводят к аналою. Я не слышу голосов. Не слышу, что говорит священник в роскошной золотой ризе, перехваченной муаровым розовым мафорием; святой отец глядит на нас с грустью и завистью; он думает о Времени. О своей старости. О невозвратности жизни.

— Венчается раб Божий Владимир рабе Божией Магдалине…

Я знаю, что над нами заботливая рука держит златые венцы. Я не вижу их. Затылок мой горяч. Пелена застилает мне глаза. Вихри крутят меня. Где я?! В храме?! Это не храм. Это огромное ночное снежное поле, где колобродит беловолосая вьюга, над ним взвивается черный полог неба, расшитого звездными адамантами. Ни души. Ни человечка. Ни зверюшки. Только ветер, ветер. Огромный, неистовый. Гуляющий вдоль и поперек по застылому простору. И я иду. Лечу по воздуху, не касаясь полевых подмерзших снегов. Одежды мои треплет ветер. Хочет сорвать. О ветер, ветер, я знаю, что силен ты вельми. Ты, ветер, и только ты Князь мой! Бери меня! Обними меня! Это наша свадьба. Я так давно тебя ждала. У тебя княжеский лик, княжеская стать. Страсть твоя не имеет границ. И с тобой венчаюсь я навсегда! Не держи меня на весу — вали меня на снег; катай меня; разымай; сдергивай одежду. Пусть замерзну я — на лютом холоду согреешь ты один меня, великий ветер мой. Скорей! Бог со звезд глядит на нас. Священник, что ты плохо держишь над нами венцы?! Что старые, сморщенные руки твои дрожат?! Мы уже сплелись — я и ветер.

Во всем соборе, на всем Божьем свете только ветер и я.

— Венчается раба Божия Магдалина рабу Божию…

И тут я понимаю, что у нас с собою нет колец, ветер. Где они?! Куда ты их унес?!.. Укатил по белому полю, по насту… На чужбину… Золотые обручи, медный, тяжелый блеск… Бронзовая слеза…

О мой ветер, я не хочу стать бронзой… гранитом…

Тяжелым, исхлестанным дождем, снегом и ветром камнем в степи…

А стану.

— Исайя, ликуй! — грозно поет хор.

Хор грянул с небес. Ниоткуда. Люди в соборе закрестились. Гряди, голубица. Обряд Божий творится. А невеста как бледна. Как смерть. Видишь, какое у ней венчание: долго она суженого своего ждала. Заждалась. Ее ссильничал Галицкого князя брат. А потом его дружку передал. А потом… ох, кума, и не бреши, что потом!.. свистопляска такая зачалась… Из рук да в руки ее передавали… Она и вырваться не смела… Они ее припугивали: нишкни, мол, словцо изронишь — мы тебя на дыбу… в застенок… в сруб горящий утолкаем… и не пискнешь… У трех братьев Рындиных она в любовницах-то побывала… Они ее таково ласково прозывали: зимородок наш, изумрудик, смарагд… За синие очи, должно… Они над нею вместе, втроем… измывались… А ты откедова знаешь, Настасья?.. Да мне дворовая Нюшка баяла… Зайдут в горницу, на замок замкнутся… а она в скважину все и подглядела, ушлая… Княгиню-то столь жалко… и вот, иначе смерть ей была бы… так она хоть выжила… свадьбы своей дождалась… нареченного…

А где ж он так долго-то пропадал?.. Нареченный-то?..

А в иных краях… В жестоких… На чужбине, видать…

Да, чужбина… Не мать родная… Важко…

И красавец какой…

Да и она не кривою иглой шита, взаправду…

Обводят!.. Обводят их вкруг аналоя!.. Глядите!.. А княгиня побелела-то как!.. Ровно снег… Снег в полях…

Да зимнюю свадьбу кто ж играет… По осени надо бы…

Холодно в горнице, что ль, будет им?..

Тише шипеть-то… Перекрести лоб… Херувимскую поют…

Ветер, я с тобой. Держи меня за руку. Ты укатил вдаль по полю наши кольца. Два золотых Солнца горят над нашими головами. И ты меня обнимешь нынче же ночью; и я узнаю, какие у тебя чресла, ветер, какая грудь, какие крепкие ноги, какое насквозь бьющее копье. Ты обнимал многих женщин на земле. И я обнимала многих мужчин. И ты выбрал из всех женщин земли меня одну. Что они говорят, ветер?! Что они поют?!..

Что кричат нам, оглохшим и ослепшим от созерцанья друг друга?!

— Поцелуйтесь!.. Поцелуйтесь, муж и жена!..

Наклонись ко мне, ветер. Дунь на меня. Вдуй в меня всю любовь. Всю силу. Всю огромную, летящую вокруг всей земли, отверженную, беспредельную печаль свою.