– Им не терпится. Они чуют, что их время наконец пришло.

Фишер поерзала, прикидывая меч на руке.

– Я была бы почти счастлива, если бы нам пришлось сражаться с чем-нибудь материальным. Это место изматывает, словно ногтями по душе скребут.

– То-то было бы облегчение, – согласился Хок. – Иметь перед собой нечто, по чему можно двинуть в ответ. Но на мой взгляд, здешние опасности носят скорее духовный характер. Нам нужно сосредоточиться на том, кто мы есть и во что мы верим.

– А во что мы верим? – неторопливо спросила Фишер. – Я хочу сказать, после всего, что мы видели, через что мы прошли, сколькими разными людьми нам приходилось быть в разные времена, – во что нам осталось верить?

Хок взглянул на нее и улыбнулся:

– Мы верим друг в друга.

– Да, – улыбнулась в ответ Фишер. – Этого у нас не отнять.

– Их легендарная любовь, – произнес Сенешаль так тихо, что никто его не слышал.

Хок осторожно глянул вниз, на длинную вереницу пройденных ступеней, а затем вверх – на бесконечную цепь ступеней, которые еще предстояло одолеть, и припомнил другую лестницу. Это было много лет назад. Он был тогда гораздо моложе, нежеланный второй сын, решительно намеренный доказать, что и он чего-то стоит. Он забрался на Драконью гору, чтобы убить дракона в пещере у самой вершины. Он думал, что погибнет в битве с драконом, но уже само восхождение едва не уничтожило его. Подъем оказался невероятно тяжелым, погода, как назло, разбушевалась, и последнюю часть горы ему пришлось преодолевать на четвереньках по предательски качающимся скалам и живым осыпям. Он много раз мог повернуть, но не сделал этого. И когда наконец добрался до пещеры на самом верху, то обрел друга-дракона... и любовь в лице его пленницы, принцессы Джулии.

Руперт улыбнулся воспоминаниям. Время от времени хоть что-то он делал правильно.

Они снова начали карабкаться вверх. Мышцы спины и ног болели теперь зверски, они просто протестующе выли, но люди упорно продолжали восхождение. Хок еще больше замедлил шаг, но это не помогало. Время, казалось, ползло. Головы свесились на грудь. Путники слишком устали даже для того, чтобы заглядывать в растущий провал. Наконец они достигли широкого, незаметно изгибающегося свода купола и, пройдя через люк в нарисованном голубом небе, выбрались на следующий этаж. И снова ступени вдоль стены. И новые этажи. Они ползли вперед, стараясь думать только о ближайших ступенях, что ждали их впереди.

* * *

Теперь повсюду виднелись дивные произведения искусства, грандиозные и прекрасные, бессчетные столетия скрытые от смертных взоров. Все они были осквернены кровью невинно убиенных. Предательство Жареного наложило отпечаток на весь Собор, а он только смеялся.

Они едва добрались до девятого этажа, когда Ламент вдруг объявил привал. Пешеход переносил тяготы подъема легче всех, а поскольку он в первый раз попросил о передышке, все остановились и уставились на него. Он не выглядел уставшим или даже запыхавшимся. Джерико Ламент задумчиво разглядывал простую, самого обычного вида дверь, врезанную прямо в стену. Пешеход протянул руку и легонько пробежал пальцами по тускло-коричневой поверхности.

– Что за ней, убийца?

– Сокровища и ужасы, – беспечно ответил Жареный. – Воплощенные мечты и кошмары, давно потерянные для мира людей. Сюда было принесено множество драгоценных вещей, дабы преумножить благодать величайшего в мире Собора. Можете взглянуть, если хотите. Ни одна из этих дверей не заперта. Но помните: открывая здесь дверь, вы рискуете душой.

– Ай, заткнись! – рявкнула Фишер. – Почему ты не можешь разговаривать, как все нормальные люди?

– Не думаю, что у нас есть время для охоты за сокровищами, – брюзгливо заметил Сенешаль, промокая рукавом пот со лба. – Может, на обратном пути...

– Здесь должно находиться чудо, – сказал Ламент. – Предметы, которых при жизни касалась рука Спасителя.

– А, это, – небрежно бросил Жареный. – Ежели вам нужны реликвии, то вы пришли по адресу. За этой дверью находится реликварий, музей костей. Сюда стаскивали всевозможный религиозный хлам, пока строили Собор, поэтому пришлось устроить выставку. Присмотрись повнимательнее к двери, Пешеход.

Ламент наклонился ближе и уперся носом в бледно-коричневую поверхность. Его острые глаза разглядели тонкую вязь переплетающихся линий или трещин, как будто вся дверь представляла собой одну большую головоломку. Он задумчиво сдвинул брови, пытаясь выявить закономерность. Все части были безупречно пригнаны друг к другу. Наконец он распознал образующие дверь формы и отдернул голову в шоке и ярости. Пешеход опасно быстро развернулся на узкой ступеньке и гневно воззрился на Жареного.

– Что ты сделал, мразь?! Это же кости! Человеческие кости! Вся дверь сложена из человеческих костей!

– Ну да, – подтвердил Жареный. – А отчего, по-твоему, он называется музеем костей? Входи, входи. Ты еще ничего не видел.

Дверь легко распахнулась от прикосновения Ламента, и он вошел. Остальные последовали за ним, как всегда держась подальше от Жареного. Длинная узкая комната, уходящая прочь от двери, состояла полностью из человеческих костей. Никаких усилий скрыть природу комнаты не предпринималось. Плечевые и берцовые кости образовывали стены, пустоты между ними заполнялись костяшками пальцев. Потолок представлял собой выложенный черепами свод. Пустые глазницы взирали сверху вниз на первых за века посетителей. Вдоль комнаты протянулись два ряда обычных стеклянных стеллажей, где были выставлены всевозможные предметы. В дальнем конце реликвария возвышался богохульный костяной алтарь, где подсвечниками служили собранные щепоткой кисти рук, а чашей для питья – череп. Пол колыхался под ногами волнами плотно уложенных ребер.

– Где ты раздобыл столько костей? – понизив голос, спросил Хок. Он не понимал, где находится, в церкви или на кладбище.

– Это было нелегко, – признал Жареный. Кости у него под ногами медленно чернели от жара. – Я проследил места захоронений всех святых и угодников в Лесном королевстве, каждого священника и отшельника – всех этих блаженных придурков. Велел выкопать их кости и привезти сюда. Ради приумножения святости Собора. Мощи всегда служили предметом поклонения для обывателей. Я просто расширил концепцию. В итоге собралось очень много костей, и я решил сделать из них что-нибудь полезное. Выстроил реликварий. Разве он не восхитителен? И столько красоты без толку пропадало в холодной земле!

– Сколько? – негромко спросил Ламент. – Сколько людей ты вытащил из могил, лишил покоя?

– А, черт, не знаю, – отмахнулся Жареный. – В какой-то момент я потерял им счет. Тогда я думал, что святости не может быть достаточно. Под моим началом работало множество людей: они устанавливали места захоронений, вычисляли фальшивки, платили нужным людям, чтобы святые тела можно было выкопать и перевезти сюда. Некоторые из тех, кто делал это для меня, и по сей день тут, в главном нефе, среди других жертвенных душ. Как вы теперь относитесь к ним, когда узнали, что они совершили?