Я сжимаю кулаки и смотрю в пол, чувствуя, как горят щеки. От стыда – потому что Фарли мне не доверяет. От гнева, скорби, сожаления – потому что мой брат потерян для всех нас.

– Я не…

Она рывком встает и твердыми шагами сокращает расстояние между нами. Фарли хватает меня за плечи, заставляя взглянуть в ее покрытое шрамами лицо.

– Я хочу сказать, что ты сильнее меня, Мэра, – выдыхает она, сверкая глазами. И я не сразу понимаю смысл ее слов. – Когда речь об этом. Не о чем-то другом, – быстро добавляет Фарли.

– Не о чем-то другом, – соглашаюсь я с тихим наигранным смешком. – Не считая убийства людей током.

Фарли лишь пожимает своими широкими плечами.

– Кто знает? Я пока не пробовала.

Из тронного зала Океанского Холма открывается вид на город – на синие крыши и белые стены, которые тянутся до самой гавани. Сквозь огромные сводчатые окна над королевским троном льется золотой вечерний свет. В нем все выглядит как во сне, словно происходящее – иллюзия. Отчасти мне кажется, что я проснусь на рассвете, до полета на остров Провинс. До того как нам удалось так легко выиграть войну. Так легко обменять жизнь на жизнь.

Кэл ничего не сказал про Салина Айрела, но это и необязательно. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы понять, как гнетет Кэла случившееся. Впавший в немилость лорд – но все-таки лорд, утопленный и убитый в обмен на Мэйвена. Кэлу нелегко. Но, глядя на короля Тиберия Седьмого, никто этого не поймет. Он сидит на отцовском троне из алмазного стекла, высокий, похожий на пламя в своем красно-черном одеянии. В вечернем свете его силуэт сияет, и я гадаю, нет ли в числе телохранителей тени из Дома Хейвена, способной манипулировать светом. Образ силы и власти безупречен. Кэл выглядит по-королевски. Мэйвену это никогда не удавалось.

Отвратительное зрелище. Сверкающий трон, простой венец на голове Кэла. Из розового золота, как у Анабель. Изящней, чем железо. Элегантнее. Символ мира, не войны.

Мы с Фарли сидим рядом, слева от трона, вместе с Дэвидсоном и его спутниками. По правую руку Кэла устроилась Анабель – ее кресло ближе всех к трону. Дом Самоса восседает рядом с ней, сгрудившись вокруг своего короля.

Интересно, сколько времени потратил Воло Самос на то, чтобы создать собственный трон из стали и жемчужного металла. То и другое сплетаются в замысловатый серебристо-белый узор, местами украшенный проблесками черного агата. Мои губы вздрагивают при мысли о короле Самосе, занятом изготовлением кресла. Как всегда, хвастовство Серебряных не перестает меня поражать.

Эванжелина, сидящая рядом с отцом, кажется странно взволнованной. Обычно она наслаждается такими церемониями, радуясь возможности видеть и быть увиденной. Но сегодня она не в силах усидеть спокойно – пальцы у нее подрагивают, нога легонько постукивает по полу под складками платья. Что ей известно, о чем она подозревает?

Вряд ли она обдумывает предложение Дэвидсона. Он еще не озвучил его – и не озвучит, пока не убедится, что мы нуждаемся в Эванжелине. Тем не менее, ее темно-серые глаза перебегают туда-сюда, осматривая зал. И неизменно возвращаются к высоким дверям в дальнем конце, которые широко открыты. За ними – дворцовая передняя. Там стоит толпа, Серебряные и Красные, которые стараются хоть глазком заглянуть внутрь. Я ежусь от страха. Эванжелина не из тех, кого легко напугать.

Но я быстро забываю обо всем, когда в зал входит Джулиан – держа царственного пленника за плечо, он ведет его к трону. Слышится дерзкий шепот, который замолкает лишь тогда, когда двери зала захлопываются с громким стуком, отделив нас от зрителей в передней. Кэл не из тех, кому требуется аудитория, и он достаточно умен, чтобы понимать: нам не нужны чужие глаза, когда решается судьба его брата.

На сей раз Мэйвен не спотыкается. Он держит голову высоко, пусть даже руки у него скованы. Он похож на хищную птицу, у которой острые глаза, а когти еще острее. Но он не представляет никакой угрозы. Браслетов на нем нет. И никто здесь не станет исполнять его приказы. Стражи вокруг – Лероланы, верные Кэлу и Анабель. Не Мэйвену.

Выкрутиться невозможно. Даже ему.

Они останавливаются в нескольких шагах от трона, и Анабель встает. На пол падает длинная тень. Старая королева медленно обводит Мэйвена взглядом, словно ее глаза – ножи, свежующие его заживо.

– На колени перед королем, Мэйвен, – говорит она, и ее голос эхом разносится по залу, где стоит мертвая тишина.

Он покачивает головой.

– Нет, вряд ли.

И мысленно я переношусь в другой дворец и смотрю на другого короля Калора. Я стою на коленях перед Мэйвеном, и мои руки скованы за спиной. Он предал нас всех и показал, кому на самом деле принадлежит его сердце.

«Мэйвен, помоги мне встать».

«Нет, вряд ли».

Мэйвен Калор умело выбирает слова – даже сейчас. Даже когда они не имеют смысла, даже когда у него не осталось власти, он по-прежнему причиняет нам боль.

Кэл, сидя на троне, темнеет и сжимает кулак. Я чувствую, как во мне просыпается чудовище, которое хочет разорвать Мэйвена на части. Истребить его. Я не в силах отрицать это желание – но надо устоять. Ради сохранения рассудка. Ради того, чтобы оставаться человеком.

– Стой, если хочешь, – наконец произносит Кэл и немного расслабляется. Он помахивает рукой, как будто ему совершенно все равно. – В любом случае, ты стоишь, а я сижу.

– Сейчас – да, – отвечает Мэйвен, старательно подчеркивая намек. Его глаза блестят, холодные как лед, горячие как синее пламя. – Сомневаюсь, что это надолго.

– Не твое дело, – говорит Кэл. – Ты виноват в измене и убийстве, Мэйвен Калор. В бесчисленных преступлениях – я даже не буду трудиться их перечислять.

Мэйвен лишь фыркает, закатив глаза.

– Убожество.

Старший брат не поддается, он делает вид, что не заметил насмешки. Вместо этого он поворачивается к Дэвидсону, как к советнику, даже другу.

– Премьер, какая кара постигла бы его в вашей стране? – спрашивает он.

Его лицо открыто и дружелюбно. Великолепная демонстрация солидарности – часть образа, который Кэл старательно носит. Король, который объединяет, а не уничтожает. Серебряный, который просит у Красных совета, пренебрегая различием крови.

И последствия не заставляют себя ждать.

Воло, на своем троне, кривит губы и шелестит одеянием, как рассерженная птица, которая ерошит перья. Мэйвен немедленно это замечает.

– И ты согласишься, Воло? – с чувством спрашивает он. – Ты станешь вторым после Красного?

Его смех разносится эхом по залу, такой резкий, что вот-вот потрескается стекло.

– Как низко пал Дом Самоса…

Воло, как и Кэл, не реагирует на подначки. Он усаживается поудобнее и складывает на груди блещущие хромом руки.

– На мне по-прежнему корона, Мэйвен. В отличие от тебя.