Я желаю его смерти. За то, что он сделал со мной. За всю боль, за все страдания. За Шейда. За Красных, которыми он пользовался, как пешками, в своей извращенной игре.

И все-таки я сомневаюсь, что смогла бы убить Мэйвена собственноручно, просто чтобы избавиться от его тошнотворного присутствия. Не думаю, что и Кэл сможет.

Но он это сделает – он должен. Другого выхода нет.

Путь до Причальной Гавани кажется короче, чем раньше. Мы садимся в Аквариумном порту – самолеты приземляются на рыночной площади у самой воды. Союзные солдаты окружают площадь, и у меня все переворачивается в животе. Столько глаз.

В кои-то веки это не я выставлена на обозрение. Хотя он много раз поступал так со мной, я не чувствую никакого удовлетворения, наблюдая за тем, как Мэйвена выталкивают из самолета. Он спотыкается, отяжелев от чар Джулиана, и больше прежнего походит на мальчика. Кто-то надевает на него наручники. Он молчит, всё еще не в состоянии говорить.

Фарли маячит у пленника за спиной, с гордой улыбкой, торжествующе воздев руку. Она хватает Мэйвена за шиворот.

– Восстаньте, Красные, как рассвет! – кричит она и пинает Мэйвена в голень, как сделала Айрис с Салином.

Он падает на колени – король, поверженный в прах.

– Победа!

Ошеломленное молчание на площади нарушается, когда толпа понимает, ЧТО это значит. Раздаются насмешливые крики, которые перерастают в настоящую бурю; возгласы, полные радости и злобы, отдаются таким громким эхом, что, наверное, слышит весь город.

Я чувствую рядом с собой тепло Кэла – он наблюдает за происходящим с совершенно бесстрастным лицом. Ему это не доставляет удовольствия.

– Ведите его во дворец, – велит он Анабель, когда та приближается. – И поскорее.

Она смотрит на внука с раздраженным вздохом.

– Люди должны видеть, Кэл. Пусть насладятся победой. Позволь им любить тебя за это.

Кэл вздрагивает.

– Это не любовь, – отвечает он, кивком указывая на толпу.

Красные и новокровки значительно превосходят числом Серебряных, но все как один смотрят на Мэйвена, рыча от ярости и потрясая кулаками. Площадь охвачена гневом.

– Это ненависть. Ведите его во дворец, подальше от толпы.

Правильное решение. И простое. Я киваю и слегка сжимаю его плечо. Утешаю как могу. Пока могу. Для нас тоже идет обратный отсчет.

Анабель упорствует.

– Мы можем провести его…

– Нет, – рычит Кэл. Он смотрит на бабушку, затем на меня, и под этим взглядом я словно каменею. – Я не стану повторять чужие ошибки.

– Ладно, – цедит та сквозь зубы.

На краю площади появляются транспорты – они ждут нас, чтобы отвезти во дворец.

Кэл устремляется к ближайшему, а я следую за ним, стараясь держаться на почтительном расстоянии.

– Будет нужно повсюду разослать сообщения, – продолжает на ходу Анабель. – Пусть жители Норты знают, что законный король вернулся. Собрать Высокие Дома, привести их к присяге. Наказать тех, кто не присягнет короне…

– Знаю, – отрывисто отвечает тот.

За спиной у нас слышатся шарканье и неверные шаги. Фарли толкает Мэйвена вперед. Джулиан держится рядом. Несколько солдат бросают свои красные шарфы к ее ногам, празднуя победу. Они кричат и вопят. Ужасно слышать это даже от своих. Я немедленно вспоминаю тот день в Археоне, когда меня заставили пройти через город в цепях. Пленница, трофей. Мэйвен поставил меня на колени у всех на глазах. Тогда мне было дурно – и сейчас тоже. «Мы должны быть лучше». И все-таки я ощущаю тот же мерзкий голод в себе. Жажду мести и справедливости. Она молит об утолении. Я отгоняю ее, стараясь не обращать внимания на чудовище в собственной душе, порожденное моими ошибками – и причиненными мне муками.

Анабель что-то бормочет, пока мы не доходим до транспортов. Кэл гневным взглядом просит ее отойти. Я, не оборачиваясь, залезаю внутрь, не в силах наблюдать, как другой человек терпит, хоть и в сильно преуменьшенном виде, то, что я терпела в Археоне. Даже если это Мэйвен.

Кэл закрывает за собой дверь и забирается в полутемный салон. Перегородка, отделяющая нас от водителя, поднята. Мы вдвоем, и нет нужды притворяться. В транспорте почти тихо – звуки злобного веселья превратились в низкий гул.

Кэл упирает локти в колени и закрывает лицо руками. Эмоций, которые он испытывает в этот момент, слишком много. Страх, сожаление, стыд – и огромное облегчение. А главное – бурлящий ужас от осознания ближайшего будущего. Я прижимаюсь к спинке сиденья и подношу ладони к глазам.

– Все кончено, – говорю я. Это ложь.

Кэл тяжело дышит, как будто после тренировки.

– Нет, – отвечает он. – Далеко не кончено.

Мои комнаты в Океанском Холме находятся далеко от апартаментов Кэла; нас разделили по моей личной просьбе. Они красиво убраны, светлы, просторны, но ванная маленькая, и прямо сейчас в ней слишком людно. Я вздрагиваю, лежа в теплой воде и позволяя мыльным пузырям скользить по телу. Тепло успокаивает, снимает боль и напряжение в мышцах. Фарли сидит на краю ванны, а Дэвидсон стоит у двери – он выглядит пугающе неформально для государственного лидера. Костюм, в котором он ездил на остров, расстегнут, так что видны белая рубашка и прыгающий кадык. Дэвидсон трет глаза и зевает, уже измученный, хотя день едва начался.

Я снова провожу рукой по лицу, жалея, что нельзя стереть отчаяние так же, как пот и грязь. «Невозможно ни минуты побыть одной».

– А что делать, когда он откажется? – спрашиваю я у обоих. Наш план – последний шанс удержаться – имеет слишком много изъянов. – Если он откажется… а он откажется, – заканчиваем мы с Фарли хором.

– Тогда сделаем, как решили, – напрямик говорит премьер, спокойно пожав плечами. Косо посаженные глаза наблюдают за мной – утомленные, но внимательные. – Нам конец, если мы не будем держать слово. А у меня обязательства перед своей страной.

Фарли кивает. Она поворачивается ко мне – наши лица совсем рядом. С такого расстояния я могу сосчитать веснушки у нее на носу, которых летом всегда становится больше. Так странно видеть их на лице, изуродованном шрамами.

– У меня тоже, – произносит она. – Генералы Командования выразились ясно.

– Хотел бы я с ними встретиться, – рассеянно говорит Дэвидсон.

Фарли с горечью усмехается.

– Если все пройдет, как мы думаем, они очень захотят нас послушать.

– Хорошо.

Я вожу ладонью, чертя линии в белесой ароматной воде.

– Сколько у нас времени?

Я задаю вопрос, который мы все старательно обходим. Сколько времени, прежде чем Озерные вернутся.

Фарли отворачивается и кладет подбородок на колено. Она нервно постукивает зубами. Тревога – непривычное для нее чувство.