Элэйс приподняла одеяло. Желудок свела судорога. Поперек груди тянулась багровая полоса свежих ожогов. Местами кожа совсем обуглилась.

— Эсклармонда, — прошептала она, склонившись над подругой. — Ты меня слышишь? Это я, Элэйс. Кто это сделал?

Ей почудилось слабое движение в лице Эсклармонды. Чуть шевельнулись губы, Элэйс повернулась к Сажье.

— Как ты сумел перенести ее сюда?

— Гастон с братом помогли.

Элэйс снова обернулась к искалеченному телу на постели.

— Как это случилось, Сажье?

Мальчик помотал головой.

— Она тебе не сказала?

— Она… — Впервые он не совладал с собой. — Она не может говорить… язык…

Элэйс побелела.

— Не может быть, — в ужасе прошептала она, потом громче добавила:

— Тогда расскажи, что знаешь ты.

Ради Эсклармонды, им обоим приходилось быть сильными.

— Когда мы узнали, что Безьер пал, menina забеспокоилась, как бы Пеллетье не передумал отпустить тебя к Арифу.

— И была права, — угрюмо вставила Элэйс.

— Menina знала, что ты будешь его уговаривать, но решила, что кастелян Пеллетье послушает одного только Симеона. Я не хотел ее отпускать, — всхлипнул мальчик, — но она все равно ушла. В еврейский квартал. Я пошел за ней, но приходилось прятаться, чтоб она не заметила, и в лесу я отстал. Потерял ее из виду. Ждал до заката, а потом как представил, что она скажет, если вернется, а меня нет… ну, я и пошел домой. Вот тогда и…

Голос у него сорвался, а янтарные глаза ярко блеснули на побледневшем личике.

— Я ее сразу узнал. Лежала без чувств у ворот. Ноги в крови, как будто долго шла. — Сажье поднял голову. — Я хотел тебя позвать, госпожа, да не посмел. Гастон помог ее сюда перенести. Я старался вспомнить, что бы она сделала, какие мази прикладывала… — Он шевельнул плечом. — Делал, что мог.

— Ты все сделал как надо! — горячо заверила его Элэйс. — Эсклармонда может гордиться тобой!

Услышав шорох на постели, оба разом повернулись туда.

— Эсклармонда, — заговорила Элэйс, — ты слышишь? Мы оба здесь. Тебе ничего не грозит.

Она хочет что-то сказать.

Элэйс перевела взгляд на ее руки. Пальцы сжимались и разжимались.

— Кажется, просит пергамент и чернила.

Сажье поддерживал руку бабушки, пока та писала.

— По-моему, «Франсуа», — предположила Элэйс, разбирая дрожащие буквы.

— Что бы это значило?

— Не знаю. Может, он мог бы помочь? Слушай, Сажье, — сказала Элэйс. — У меня плохие новости. Симеон почти наверняка погиб. И мой отец… он тоже умер.

Сажье взял ее за руку. Движение было таким ласковым, что на глазах у Элэйс выступили слезы.

— Мне очень жаль…

Элэйс прикусила губу, чтобы не расплакаться.

— Ради него — и ради Симеона и Эсклармонды — я должна сдержать слово, добраться до Арифа… — Она с трудом заставила себя договорить. — Жаль, но у меня только «Книга Слов». Книга Симеона пропала.

— Но ведь твой отец ее тебе отдал?

— Ее унесла моя сестра. Мой муж впустил ее в нашу спальню. Он… он отдал сердце моей сестре. Ему больше нельзя доверять, Сажье. Так что мне нельзя возвращаться в замок. Теперь, когда отец умер, никто их не остановит.

Сажье посмотрел на бабушку и перевел взгляд на Элэйс.

— Она выживет? — спросил он.

— Она тяжело ранена, Сажье. Левый глаз она потеряет, но… если не будет заражения… Она сильна духом, Сажье. Выздоровеет, если решит, что так надо.

Он кивнул и вдруг показался гораздо старше своих одиннадцати лет.

— Только, если ты разрешишь, я хотела бы взять на хранение и ее книгу, Сажье.

Минуту ей казалось, что мальчику не удастся сдержать слез. Наконец он заговорил:

— Эта книга тоже пропала.

— Нет! — вскрикнула Элэйс. — Как же так?

— Те люди… они забрали у нее… — сказал он. — Menina, когда пошла к Симеону, взяла книгу из тайника. Я видел.

— Только одна осталась… — Элэйс сама чуть не плакала. — Значит, мы проиграли. Все было напрасно.

Следующие затем пять дней они вели странное существование.

Под покровом темноты Элэйс и Сажье по очереди выбирались на улицу. Сразу стало ясно, что выбраться из Каркассоны незамеченными невозможно. Кольцо осады плотно охватило город. У каждого выхода, у ворот, у башен стояли часовые — непроницаемое кольцо людей и стали. День и ночь продолжался обстрел города, так что его жители уже не знали, слышат ли они грохот осадных машин или только эхо его, отдающееся у них в ушах.

Элэйс и Сажье с облегчением возвращались в сырое прохладное подземелье, где время остановилось и не было ни дня, ни ночи.

Гильом стоял под старым вязом посреди Кур д'Онор, где собрались шевалье виконта Тренкавеля.

Только что граф Оксерский, подъехав к Нарбоннским воротам, от имени аббата Сито предложил перемирие на время переговоров. Это неожиданное предложение снова оживило природный оптимизм виконта. Это было заметно и по его лицу, и по тону, каким он обращался к домочадцам. Отчасти надежда и вера в победу передались и его окружению.

Много споров вызвали причины такой перемены в намерениях аббата. Крестоносцы не слишком продвинулись вперед, но ведь осада длится всего неделю — едва началась. Впрочем, какое значение имели побуждения аббата? Виконт решил, что никакого.

Гильом почти не слушал его речь. Он запутался в паутине, которую сам же и сплел, и не видел выхода из нее. Ни слова, ни меч не могли ему помочь. Он жил как на лезвии ножа. Пять дней, как пропала Элэйс. Гильом втайне высылал людей в город на поиски и сам обшарил все уголки Шато, но так и не сумел узнать, где заперла ее Ориана. Он запутался в собственных ошибках, слишком поздно осознав, как тщательно Ориана приготовила ловушку. Стоит ему выйти из повиновения, и он будет объявлен изменником. И тогда Элэйс несдобровать.

— Итак, друзья мои, — заключил речь виконт Тренкавель, — кто согласится сопровождать меня?

Острый палец Орианы уткнулся в бок Гильому. Он сам не помнил, как выступил вперед. Преклонил колено, положив руку на рукоять меча, и предложил свою службу. Лицо залила краска стыда, когда Раймон Роже благодарно сжал ему плечо.

— Мы от всей души благодарим тебя, Гильом. Кто еще?

Шестеро шевалье присоединились к Гильому. Ориана проскользнула между ними и склонилась перед виконтом.

— Мессире, с твоего позволения…

Конгост не видел своей жены в толпе. Теперь он побагровел и суматошно замахал на нее руками, словно отгонял с грядки ворону.