***

Когда этим утром Максим вошёл в домашний кабинет шефа, на часах не было ещё и восьми утра. Но Дубровский, свежий и отдохнувший уже сидел за своим рабочим столом и внимательно просматривал какие-то бумаги. Рядом с ним стояла чашка и полный кофейник, а на подносе виднелось блюдо с бутербродами.

Мужчина поднял взгляд на столь раннего посетителя и удивлённо вздёрнул брови.

— Что, так не терпится отчитаться? — насмешливо хмыкнул он, но тут же отложил документы в сторону и, переплетя руки перед грудью, откинулся на спинку кресла. — Или покаяться пришёл? Так ты не стесняйся, говори. Я с удовольствием послушаю, как мою дочь занесло в твою постель.

— Василий Фёдорович, — начал Макс, но вдруг замолчал.

Сказать по правде, у него была заготовлена целая речь, которую он придумывал всю последнюю неделю. Максим постоянно прогонял её в голове, придумывая всё новые и новые аргументы и оправдания. Но, как оказалось, зря.

Когда вчера ночью он вернулся в гостевой домик, то застал там столь ошеломляющую картину, от которой у него волосы на голове зашевелились. Его Машенька, милая, любимая сестрёнка, сидела на коленях на полу своей комнаты и рыдала. Дрожащими руками она сжимала странного вида большого плюшевого кролика и едва слышно подвывала. Её всю трясло, причём настолько, что Макс не сразу поверил своим глазам. Он вообще впервые видел Машу в таком состоянии. Ведь раньше, как бы плохо ни было, чего бы ни происходило, но она всегда держалась. А значит, в этот раз случилось нечто действительно ужасное.

Ещё по опыту той жуткой истерики Мирославы, Максим помнил, что слова здесь бессмысленны. Если она что-то и услышит, то всё равно не поймёт. Именно поэтому, он просто молча взял сестру на руки, сев на кровать, усадил её к себе на колени и крепко обнял.

Как ни странно, но рядом с братом она довольно быстро успокоилась, притихла и даже перестала плакать. Он ничего у неё не спрашивал, уверенный в том, что она сама расскажет, как только сможет. И… она рассказала. И о Лёве, и об их ребёнке, и об Анжеле. А так же сообщила, что не желает жить в городе, где каждый день может столкнуться со «своим болезненным прошлым», коим теперь стал Лёва. Маша приняла решение уехать. Правда пока и сама не знала куда. И ни на какие уговоры поддаваться не собиралась.

Тогда, ближе к утру, Макс всё-таки психанул и, наконец, оставил её одну. А через час вернулся с двумя билетами на поезд до Москвы. Почему именно туда? Да он сам не знал. Ясно же что они вдвоём, да ещё и с маленьким ребёнком, в столице долго не протянут, но оттуда можно будет рвануть куда-нибудь подальше. А куда — решат по дороге.

Вот только, когда сестра увидел, что билета два, они впервые за всю свою жизнь по-настоящему поругались. Она ни за что не желала соглашаться с его намерением бросить такую интересную и перспективную работу, должность, которую почти пообещал ему шеф. Да и за их квартирой кто-то должен присматривать. А ведь у него ещё и Мира есть…

Но Макс сдаваться не собирался. Да и как он мог отпустить куда-то беременную сестру? Никак! А коль она не желает оставаться здесь и принимать его разумные доводы, значит, он просто поедет с ней. Ведь работу не сложно найти и в другом городе, пусть и не такую шикарную. Квартиру пока можно сдавать. А Мира… с ней бы всё равно ничего не вышло. И пусть Макс почти смирился с тем, что его чувства к ней, увы, не лечатся, но и совместного будущего всё равно не видел. Но все эти аргументы меркли рядом с одним единственным: Машу он не бросит. Ни за что!

И вот теперь, сидя перед шефом в том самом кабинете, который несколько месяцев считал своим, Макс упорно размышлял, как бы объяснить, что сегодня он намерен уехать? В итоге так ничего и не придумав, пришёл к выводу, что никакие вступительные речи сути не изменят, и решил начать с главного.

— Василий Фёдорович, — повторил он, уверенно глядя на своего руководителя. — Я хотел сказать вам, что увольняюсь.

Хозяин дома и кабинета удивлённо моргнул. Готовясь к этому разговору, он ожидал чего угодно, каких угодно слов и отговорок, но только не такого фактического признания своих ошибок и позорного бегства.

— А могу я узнать о причинах? — поинтересовался мужчина, опершись локтями на стол и сложив пальцы в замок. — Честно говоря, всё это несколько… неожиданно. Если дело в Мире…

— Мира к этому не имеет никакого отношения, — твёрдо ответил Макс. — Ваша дочь, — на секунду он замолчал, старательно подыскивая правильные слова, способные в полной мере отразить его мысли, — замечательная. Яркая. Отзывчивая. А ещё… очень хорошая. Она очень много для меня значит. Даже больше, чем «очень много», — добавил чуть тише, но тут же снова вскинул голову, возвращаясь к своим объяснениям. — Если коротко и по существу: моя сестра в положении, отец ребёнка проштрафился так, что она не хочет и не может его видеть, и ей взбрело в голову уехать. Она категорически не желает оставаться, а я не могу отпустить её одну. Вот и все причины.

Господин Дубровский отреагировал на его слова странно. Он просто едва заметно поджал губы, на секунду отвёл взгляд, будто выискивая на стене какой-то предмет, а потом снова посмотрел на Максима. И выглядел при этом совершенно спокойным, словно гранитная скала.

— Ты удивишься, но я тебя понимаю, — проговорил он, наконец. — Ведь сестра для тебя — это вся семья, и ясное дело, что ты не можешь её оставить. Но… ты уверен, что она не изменит своего решения? Ведь на кону стоит очень хорошая должность. Я ведь упоминал, что хочу сделать тебя своим вторым замом… для начала. А там, может быть и первым. Или руководителем проекта, — продолжал размышлять Василий Фёдорович. — Да и, признаюсь, даже тот факт, что у вас с моей дочерью довольно близкие отношения, для меня больше плюс, чем минус.

- Мне очень приятно, что вы не сердитесь, — спокойно отозвался Максим. — Мира и я… В общем, так получилось. А когда получилось, обратного пути уже не было.

Его шеф чуть склонил голову набок и, искривив губы в едва заметной усмешке, вдруг спросил:

— Как думаешь, она сильно расстроиться, узнав, что ты уезжаешь? — с иронией уточнил он. — А то после всего, что мне стало известно о природе ваших отношений и… её поведении, я прихожу к выводу, что Мирослава вела себя, как примерная девочка, только из-за тебя. И теперь, боюсь, она может снова слететь с катушек. Ведь единственный сдерживающий фактор… исчезнет.

— Я поговорю с ней. Объясню. Она должна понять.

— Не поймёт. Уж поверь мне, — с сочувственным видом ответил отец Миры. — Она не говорит, но я знаю, что до сих пор злиться на свою мать за то, что та её бросила и укатила в Грецию. Она ведь… почти не разговаривает с ней с тех самых пор. Представляешь?

— Она ничего об этом не рассказывала, — данная информация стала для Максима настоящим открытием. Оказывается, он так много не знал о своей девушке.

— Поэтому, твой отъезд ударит по ней куда сильнее, чем ты думаешь, — поделился выводами Василий Фёдорович. — Боюсь, как бы мы не вернулись к тому, с чего начали. И даже если ты пообещаешь ей приехать через, скажем, год или два, она вряд ли поверит, но ждать всё равно будет. А я не хочу смотреть, как она тихо сходит с ума от бессмысленного ожидания, — он вздохнул и потянулся за уже остывшим кофе. — Мира молода, она не может сидеть на месте и киснуть. Это попросту её убьёт. Поэтому, Макс, коль ты решил уехать, я не стану препятствовать, но взамен, ты пообещаешь мне дать и ей шанс на нормальную жизнь.