что она будет настаивать, — подхватила графиня де Роянкур. — Ее тетя получает от нее письмо за письмом с просьбами прислать ей необходимую одежду. Конде увез ее, не дав возможности взять с собой хоть что-нибудь. У нее всего-навсего пара рубашек. Бедняжка на грани отчаяния.

— Ох, женщины, женщины, — вздохнул барон. — Неужели вы не понимаете, что все ее жалобы предназначены для короля и должны распалять его гнев? Подумать только, любимая среди лютого холода! Ей нечем прикрыться! Между нами говоря, эрцгерцогиня-инфанта Изабелла Клара прекрасно разбирается в оттенках знатности и никогда бы не оставила прозябать французскую принцессу, даже если бы ей и ее супругу очень хотелось, чтобы эта принцесса находилась подальше от их двора. Вы переночуете у нас, де Буа-Траси?

— Я бы с удовольствием, ибо ваше гостеприимство не знает себе равных, но, к сожалению, мы с Тома должны быть этим вечером в Лувре. Прошу простить меня, мадам, — добавил он, обращаясь к Лоренце, которую Тома успел снова взять за руку. — Я надеюсь, что когда-нибудь приеду к вам с доброй вестью и ваши прекрасные глаза посмотрят на меня как на друга.

Лоренца улыбнулась Анри, хотя сердце ее щемило от боли.

— Вы можете не сомневаться в моем дружеском расположении, потому что мой муж любит вас, — сказала она, вставая из-за стола. — Пойду соберу его вещи.

Тома и Лоренца вышли. Все остальные проводили их молчаливым взглядом. Барон Губерт издал веселый смешок.

— Вам по-прежнему по вкусу старая сливовица, де Буа-Траси?

— Ваша? Она незабываема!

— Тогда я распоряжусь, чтобы ее подали нам в библиотеку. Сливовица поможет вам скоротать ожидание.

— Ожидание? Вы полагаете, что оно...

— Может чуточку затянуться. Видите ли, мой милый, наши голубки вот уже две недели как не расстаются, и появляются только за столом, и то не всегда. А тут первая разлука!

—Значит, поскачем не рысью, а галопом, — философски заметил молодой человек. — Что тут скажешь? А она и впрямь удивительно хороша, — добавил он негромко, будто говоря сам с собой, конечно же, имея в виду Лоренцу, а не сливовицу.

Действительно, только два часа спустя на замковом мосту послышался топот лошадиных копыт, скакавших галопом...

***

Наступил час ужина, но ни Кларисса, ни барон не ждали Лоренцы, они жалели девочку, которая наверняка лежит сейчас ничком на кровати и заливается горючими слезами. Но Лоренца спустилась вниз, не опоздав ни на секунду, нарядно одетая и улыбающаяся.

— Как ваши апельсины, отец? — поинтересовалась она.

Барон просиял, взял Лоренцу под руку и повел к столу.

— Узнаем завтра, дружок, — ответил он. — Завтра будет виднее.

Он был доволен: что ни говори, а благородная кровь всегда дает о себе знать...

***

Только после отъезда Тома жизнь в Курси вошла в привычную колею с той только разницей, что после двух-трех ясных дней снова повалил снег и замки вновь стали изолированными островками, не пуская за порог своих обитателей. В уединенности было свое очарование. Посещений не ждали, двери в анфиладе гостиных держали закрытыми, а сами собирались в Голубой, где в камине всегда полыхал яркий огонь. Кларисса вышивала, а ее брат тем временем расширял кругозор Лори — свекор и новоявленная тетя охотно приняли ласковое уменьшительное Тома, — подбирая ей книги хороших авторов, а потом обсуждая с ней сюжет, героев, старинные обороты и перемежая критику с восхвалениями, что весьма забавляло вышивальщицу. Случалось, что все они даже обедали в библиотеке. Блюда привозили туда в специальных закрытых коробах лакеи, закутанные в теплые шарфы и шерстяные накидки, чтобы дорогой не замерзнуть. Владельцы замка не забывали о своих слугах: в отведенных им помещениях и караульне полыхали жаром большие жаровни.

Но были и неудобства — например, приходилось обходиться без новостей. Хотя кое-какие скудные новости доходили из Шантийи. Герцогиня Диана уехала в Париж, и, судя по ее отзывам, неблагополучная атмосфера при дворе стала и вовсе невыносимой. А что касается переговоров в Брюсселе, то о них совсем ничего не было слышно. Знали только, что маркиз Праслен и два его ангела-хранителя благополучно прибыли ко двору эрцгерцога.

Лоренца охотно проводила время у себя в спальне, где провела столько счастливых часов в объятиях Тома. Комната казалась ей необыкновенно просторной после того, как ее покинул высокий широкоплечий Тома с таким теплым голосом и таким звонким смехом!.. Лежа на кровати, она пыталась вновь ощутить аромат его кожи... За туалетным столиком она вглядывалась в зеркало, запомнившее столько ласк и поцелуев в то время, как Тома медленно раздевал ее... Сидя на медвежьей шкуре возле камина, где они не раз устраивались вместе, она грезила, глядя на отблески огня... Часы одиночества в спальне были сладостны и мучительны, они помогали Лоренце постигнуть всю безмерность ее любви к Тома. Страх, который по-прежнему внушала ей записка, полученная накануне свадьбы, она отгоняла от себя одной очень простой мыслью: если с Тома что-то случится, она его не переживет. Грех это или нет, но она уйдет вслед за ним. Но сначала своей собственной рукой покончит с убийцей!

Через некоторое время потеплело, вместо снега пошли дожди, дороги оттаяли, и по ним вновь стали скакать всадники и ездить телеги. Но в замке Курси никто не сдвинулся с места.

— Подождем, пока дороги высохнут, — вынес решение барон. — Нужно получить известие чрезвычайной важности, чтобы по уши погрузиться в грязь!

Каждый день он трудился в своей любимой оранжерее, надев болотные сапоги, накидку из домотканого полотна, вязаный колпак и взяв с собой трость, чтобы не поскользнуться. Работал он всегда в перчатках из толстой кожи. У барона были красивые руки, и он о них очень заботился. У каждого есть своя слабость, и этой слабости барона не шла на пользу его страстная любовь к розам.

Но вот однажды утром вновь ярко засветило солнце. И в этот же день в замок прискакал всадник, одетый в цвета королевы — синий и белый, — с письмом для баронессы де Курси. Письмо было от Себастиана Заме, суперинтенданта дома королевы, богатейшего банкира, приехавшего из Флоренции, который вдобавок был еще и другом короля, несмотря на то, что прекрасная Габриэль д'Эстре последний раз в своей жизни ужинала именно в его доме[19].

Вестовой уехал, не дожидаясь ответа и выпив лишь кружку горячего вина, которую ему поднесли.

Лоренца вертела в руках свиток пергамента с королевской печатью