Говоря о третьем факторе, — о формировании науки как социального института — следует сразу же заметить, что речь в данном случае идет о науке в ее современном понимании, т. е. о науке, зародившейся в недрах новоевропейской культуры. Разумеется, в определенном смысле наука существовала и до Нового времени. Говорят о древневосточной, древнегреческой, средневековой… науке, но, по-видимому, при этом в контексте этих культур понятие наука имело совершенно иной смысл, чем его современное значение. Для древних египтян, вавилонян, греков наука — это любое человеческое знание, приобретенное на основе как обыденного опыта, так и спекулятивных размышлений о мире. Это знание было «знанием ради знания», оно не находило социально-практического применения[539] и было по своей сути индивидуальным. Аристотель занимается наукой ради самой науки, от праздного любопытства[540], а если, например, античное научное знание и находило какое-то практическое применение, то лишь в качестве исключения. Вспомним хотя бы знаменитого Архимеда.

Наука в ее современном понимании — это не. просто определенная совокупность человеческих знаний о мире, а целая «фабрика», «завод» по производству научных знаний. И подобно фабрике, заводу, наука выполняет определенный социальный заказ, что и определяет ее социальнопрактическую направленность и позволяет нам считать ее социальным ' институтом.

Становление науки как социального института означает, что, начиная с эпохи Нового времени существование европейской цивилизации невозможно без науки. Отныне наука стала такой же неотъемлемой социальной, единицей, как и семья, государство, религия и другие социальные институты, без которых невозможно существование человеческого общества. * Окружающий современного человека мир есть, по существу своему, не что иное, как реализация результатов деятельности научного разума, который проник во все сферы человеческой жизнедеятельности. В этом смысле, по-видимому, нашу современную европейскую цивилизацию можно назвать научной цивилизацией, в которой научное знание (информация) ' являются важнейшим капиталом (товаром).

Формирование такого образа науки, как известно, стало возможным лишь в условиях капиталистического общества, где впервые, по словам К. Маркса, «…происходит отделение науки как науки, примененной к производству, от непосредственного труда, в то время как на прежних ступенях производства ограниченный объем знаний и опыта был непосредственно связан с самим трудом, не развивался в качестве отделенной от него силы… Рука и голова не были отделены друг от друга»[541]. Само становление науки как социального института сопровождалось, во-первых, формированием субъекта науки — научного сообщества (общества людей, профессионально занятых производством нового научного знания); во- вторых, переориентацией науки на практическое применение продуктов ее деятельности; в-третьих, институционализацией науки, что находит свое выражение в официальной легализации (узаконении) научной деятельности[542]; в-четвертых, профессионализацией науки, т. е. появлением университетов, научных школ, научно-исследовательских институтов[543]; в-пятых, социализацией научного знания. Последняя означает, что к XVII в. в общественном сознании все больше стала закрепляться идея о могуществе и преобразующей силе науки, с помощью которой можно не только постигать, но и изменять окружающий мир. Суть этой идеи очень лаконично выразил Ф. Бэкон в своем знаменитом лозунге «Знание — сила», под знаменем которого шло все дальнейшее развитие европейской культуры и который, как можно судить уже сегодня, оказался роковым для нашей цивилизации. Без преувеличения можно сказать, что в начале XXI в. мы пожинаем его плоды — плоды первой научно-технократической утопии, предложенной Бэконом в работе «Новая Атлантида».

Как особый социальный институт наука родилась в XVII столетии, когда в Западной Европе стали создаваться первые научные общества и академии. Тогда же возникли и новые типы коммуникации ученых. Исторически первой такой формой коммуникации была «Республика ученых», для граждан которой в качестве членов неформального объединения характерен свободный стиль «философствования», сменившийся позже строгими дедуктивными рассуждениями, царившими в «Королевских академиях наук». Именно в этой точке перехода от «философствования» граждан «Республики ученых» к иной логике рассуждений подданных «Королевских академий наук» историки науки усматривают тайну и исток новоевропейской науки. Первоначально наиболее распространенной формой общения граждан «Республики ученых» была эпистолярная форма (переписка между учеными), а с основанием академий наук переписка уступает место научным журналам и книгам. Переход от одной формы общения к другой во многом был обусловлен отделением в рамках Нового времени науки от философии, что, в свою очередь, стало возможным благодаря формированию науки в качестве социального института. С приобретением наукой социального статуса характерное для «Республики ученых» неформальное общение сменяется закрепленными правилами, установками, регламентациями отношениями, на которых основывается деятельность академий наук.

Рождение «новой» науки тесно связано с Возрождением и Реформацией, которые изменили средневековую картину мира, подготовили новое отношение к природе и почву для первой научной революции. «Изменения в научных идеях в этот критический период (период рождения новоевропейской науки. — И. Ш. — по словам английского историка науки, экс- терналиста Дж. Бернала, — было действительно важнее изменений в политике и религии, имеющих, как это тогда казалось, всеобъемлющее значение. Это была поистине научная революция, разрушившая все здание интеллектуальных домыслов, унаследованных от греков и канонизированных как исламистскими, так и христианскими теологами, и поставившая на его место совершенно новую систему… Иерархическая вселенная Аристотеля отступила перед мировой схематикой Ньютона»[544].