— Я уверен, что тут нет никакой ошибки, — сказал креол.

— А почему вы так уверены в этом?

— По описанию примет этого человека я уверен, что он не кто иной, как Антонио Микелец! Я готов даже поклясться в этом! А вы знаете, что я не люблю вводить других в заблуждение. Я уверен, что мы его непременно захватим, уверен также, что он будет приговорен судом к смерти. Но даже и его смерть не может искупить его вины. Если бы только вы знали, какого хорошего человека убил этот негодяй!.. Ах, как бы мне хотелось увидеть его перед судом присяжных в Новом Орлеане!

— Если только ваши сведения верны, ему не уйти от нас, и вам не придется долго ждать суда над ним, — сказал шериф. — Мы сами будем его судить и сейчас же после суда исполним приговор.

— Тем лучше, полковник. Я, по крайней мере, своими глазами увижу тогда, что ему не удастся уйти от веревки, а он, поверьте мне, давно заслужил смерть.

— Очень возможно, — проговорил Гейс, — что нам удастся убить одним выстрелом двух зайцев. Я знаю, что в тех местах живет шайка семинолов, покинувших свое племя и промышляющих теперь грабежами. К ним, говорят, пристало немало негодяев и из других племен краснокожих… Ах, если бы мне найти между ними того, кого я ищу столько лет! Если бы я мог отомстить теперь последнему из убийц и уйти на покой, который я давно заслужил, чтобы жить вместе с моим сыном.

Креол с удивлением смотрел на него… Начальник рейнджеров не любил ни вспоминать о прошлом, ни говорить о будущем… Гейс поднял голову, провел рукой по глазам и, дав шпоры лошади, пустил ее в галоп… Креол решил, что разговор кончен, и, придержав лошадь, присоединился к своим товарищам-рейнджерам, которые ехали весь день с такой быстротой, что к вечеру были уже не более, как в десяти милях от корраля мустангеров. Шериф дал сигнал остановиться, и через несколько минут представители закона уже стояли лагерем на берегу того самого потока, возле которого строил свой блокгауз полковник Магоффин.

ЗАЛОЖНИК

Эдуард Торнлей и полковник Магоффин, по предварительному уговору с мустангером, продвинули своих лошадей на несколько шагов дальше и поставили их таким образом, чтобы происходящее в вигваме Тигрового Хвоста не было видно ни бродившим по лагерю воинам, ни тем из них, на которых лежала обязанность охранять особу вождя, причем последние, не предполагая, чтобы бледнолицые рискнули употребить силу, даже отошли в сторону и уступили им свое место.

К тому же как раз в это время из-за чего-то поспорили сидевшие на лужайке женщины и подняли такой адский крик, что никакое чуткое ухо не могло расслышать ни одного слова из того, что говорилось внутри вигвама.

Словом, все благоприятствовало, по-видимому, исполнению намерения мустангера; Тигровый Хвост попался в подстроенную ему ловушку, потеряв возможность оказать хотя бы малейшее сопротивление. Неожиданное нападение, страшная сила великана-управляющего и дуло револьвера — все это вместе взятое сразу лишило индейца мужества, и двое смельчаков видели перед собою уже не кровожадного хищника, а робкого труса, каким Тигровый Хвост, впрочем, и становился всегда, когда видел, что сила не на его стороне.

Ваш Карроль с удовольствием смотрел, как лицо вождя постепенно бледнело, или, вернее, принимало все более и более землистый оттенок, что у краснокожих и негров особенно заметно проявляется в минуты сильного испуга. Ему приходилось уже видеть это на лице Тигрового Хвоста, когда они так внезапно явились в лагерь полковника Магоффина: этот землистый цвет служил верным признаком, что индеец беспрекословно исполнит все, чего бы они от него не потребовали.

— Вы, может быть, душите его слишком сильно, — сказал он шепотом управляющему. — Этот негодяй, пожалуй, не в состоянии будет даже и говорить… Дайте ему передохнуть немножко, но только не выпускайте совсем.

Великан, добродушно улыбаясь, немного разжал руку.

— А теперь, слушай ты, краснокожая собака! — сказал Ваш Карроль глухим, гневным голосом. — Говори скорее, где молодой бледнолицый господин; но помни, если ты скажешь неправду, я прострелю тебе голову. Ну, говори, где он?

Индеец робким, дрожащим от страха голосом быстро отвечал:

— Там… там… за вигвамом!..

Карроль обернулся, подошел к выходу и, убедившись, что им пока не грозит никакая опасность, снова вернулся к вождю и сказал ему:

— Я сам пойду посмотрю, правду ли ты сказал мне. Но, если ты вздумаешь кричать или вырываться, ты будешь сейчас же убит! Если сюда заглянет кто-нибудь, — прибавил он, обращаясь к Стротеру, — следите внимательно за этим негодяем. Это такая хитрая бестия, что от него можно ожидать всего. Смотрите за ним! И если только он шевельнется, убейте его, как собаку! Без него нам уже не так трудно будет справиться с его воинами.

Стротер улыбнулся и, как бы желая показать, что он не выпустит пленника, сильно сдавил ему плечо, что заставило краснокожего скорчить болезненную гримасу и пригнуться. Затем управляющий достал правой рукой из-за пояса револьвер и направил его дуло на дрожавшее от страха лицо краснокожего.

Ваш Карроль распахнул задние полотнища вигвама и увидел Эжена Дюпрэ: молодой человек со связанными руками и ногами лежал на боку, не имея даже возможности повернуться на спину, так как концы веревки, которой были связаны его руки, были обмотаны вокруг врытого в землю столбика.

Охотник в одну минуту перерезал веревки и помог Эжену встать, но тот чувствовал себя до такой степени разбитым, что не мог идти, и мустангеру пришлось тащить его чуть не на руках. В ту минуту, когда они входили в вигвам, полковник обернулся и, увидя племянника, хотел было броситься к нему, но Ваш Карроль жестом заставил его отказаться от этого намерения.

— Не надо, не надо, полковник! Теперь-то, собственно нам и грозит настоящая опасность. Мы сделали большую глупость, что не захватили лошади для мистера Дюпрэ. Ну, да теперь поздно горевать об этом… Стойте здесь!

И бывший траппер не спеша вышел один из палатки и, точно не замечая краснокожих, которые смотрели на него широко открытыми от удивления глазами, направился к чудному мустангу, покрытому заменявшей ему седло ягуаровой шкурой. Это служило признаком, что мустанг принадлежит самому вождю племени. Он был привязан к врытому в землю столбику в нескольких шагах от вигвама. Карроль подошел к мустангу, погладил его, отвязал, вскочил на спину, подъехал к вигваму и, спрыгнув с лошади, сказал, улыбаясь, Эжену:

— Ну, молодой человек, пожалуйте, я помогу вам взобраться на лошадь…