я хочу попросить тебя кое о чем, Мари. Мне бы не хотелось ехать одному. Иначе может сложиться впечатление, что я хочу привлечь его к ответственности или что-то в этом роде. С тобой было бы проще. Ты, несомненно, выбрала бы правильный тон.

У нее чуть не перехватило дыхание, настолько неожиданной была эта просьба. Она должна была сопровождать его в Гюнцбург? Сидеть рядом с ним в поезде, изображать перед пассажирами счастливую пару?

– Мы поедем рано утром и вернемся поздним вечером. Без ночевки. У меня есть деловой знакомый, который одолжит мне свою машину в Нюрнберге.

– В Нюрнберг?

– Не там? Я думал, он вернулся туда. Разве он не из окрестностей Нюрнберга?

Теперь она все-таки попала в ловушку. Но не бездумно, а более или менее добровольно.

– Он в Гюнцбурге, живет у одного из своих братьев.

– Замечательно! Значит, это не так далеко, как я опасался. Я буду тебе очень благодарен, Мари. В конце концов, речь идет о Лизе.

Он замолчал, ожидая ее ответа. Ей казалось, что она слышит, как стучит его сердце. Но, скорее всего, это билось ее собственное. Сидеть с Паулем в одном купе поезда. Что делать, если они будут там одни? Она этого хочет? Или она боится?

– Послушай, Пауль. Если это действительно поможет Лизе, я готова к этой поездке. – Мари могла слышать, как он вздохнул с облегчением. Она видела перед собой его лицо, его торжествующую улыбку, его сверкающие серые глаза. – Однако у меня есть одно условие.

– Согласен. Каким бы оно ни было.

По его голосу она поняла, что он действительно очень счастлив. Ей было почти жаль его сейчас, но по-другому было нельзя.

– Пауль, я не хочу делать это за спиной Лизы. Вот почему прошу тебя проинформировать Лизу о нашей поездке.

Он пробурчал что-то невнятное, а затем сказал, что уже опасался чего-то подобного.

– Я позвоню тебе, Мари. А пока благодарю за готовность помочь. До скорого.

– До скорого.

Она услышала щелчок, когда он положил трубку на рычаг, и еще некоторое время держала трубку в руке, словно ожидая чего-то. Нет, ничего не изменилось. Она была нужна ему, вот и все. Хотя… В позапрошлое воскресенье дети вернулись с виллы довольные.

Никакого сравнения с предыдущим визитом, когда они вдвоем вечером умоляли ее, чтобы она никогда, никогда больше не заставляла проводить полдня с папой.

Она мало что смогла узнать от своего сына, что вдруг изменилось, но в понедельник посыльный доставил для него посылку, в которой была шапка. С тех пор Лео почти не снимал ее. Додо, напротив, без умолку болтала о птицах и самолетах, о подветренной и наветренной стороне, о подъемной силе и воздушных вихрях. Никто толком не понимал, о чем идет речь, только у Гертруды хватало терпения выслушивать бесконечные объяснения Додо.

Значит, что-то все-таки изменилось? По крайней мере, Пауль пытался завоевать расположение своих детей. Это хороший или плохой знак?

– Фрау Мельцер?

Госпожа Гинзберг выглядела несчастной. Она была хорошей и усердной работницей, но, к сожалению, всегда принимала на свой счет недоброжелательные замечания клиенток. Доктор Юберлингер обижается, когда ее заставляют ждать.

– Прошу прощения, фрау Гинзберг, важный звонок.

Остаток утра прошел в такой суете, что даже не было времени выпить чашку кофе. На самом деле она могла радоваться, что дела шли так хорошо. Единственное, что раздражало – желание многих клиенток перешивать ее модельные платья. Конечно, только частным образом, для очень дорогих, старых подруг, которые были в таком восторге от дизайнов Мари, что им просто необходимо было иметь такое же платье с подходящим пальто. И как только у портнихи появлялась выкройка, ей не составляло труда предложить такой чудесный комплект другим покупательницам и сшить его для них. Конечно, с большой скидкой, чем аналогичное платье стоило бы в «Ателье Мари». Это раздражало, но защититься от этого было невозможно. Единственный способ противостоять этому – новые идеи, стильные и элегантные модели, подходящие клиенткам. В этом и заключалась сила Мари – она скрывала недостатки и подчеркивала достоинства. Женщина в моделях Мари, казалось, имела именно ту фигуру, о которой сама всегда мечтала.

Выходя из трамвая на Фрауенторштрассе, Мари чувствовала себя усталой и измотанной. Почему она не научилась водить машину? Она вполне могла бы позволить себе автомобиль, тогда ей не пришлось бы ждать трамвая под снегом и дождем. Как люди называли эту маленькую машинку, которую теперь все чаще можно было увидеть на улицах? Лягушонок – как мило. В ней было целых четыре лошадиных силы – это все равно что ездить по городу на запряженной четырьмя лошадьми дрожках.

У двери ее встретила Додо, держа газету высоко в воздухе, чтобы Хенни не могла до нее дотянуться. Хенни снова и снова подпрыгивала, пытаясь вырвать ее из рук Додо, и при этом корчила гримасы и яростно махала руками.

– Я хочу… Это мамина газета. Дай ее мне, Додо, ты дура.

– Перестань прыгать, ты ее не получишь, – насмешливо ответила Додо. – К тому же это газета моей мамы.

Мари была не в настроении ссориться, она взяла у Додо газету и сказала Хенни, что та потеряла тапочки, пока прыгала.

– Ммм, пахнет шупфнуделями. – Она улыбнулась и пнула одну из розовых тапочек в сторону Хенни. – Китти уже дома?

– Мама говорит по телефону. Дил-дил-дадум, дил-дил-дадум, – пропела Хенни мелодию фортепианной пьесы, которую Лео тщетно разучивал в музыкальной комнате. «Ярость из-за потерянного гроша» Бетховена. Слишком сложно для девятилетнего ребенка, особенно для его левой руки. Но Лео был таким же упорным, как и его сестра, которая твердо решила к воскресенью прочитать и понять фундаментальный труд Отто Лилиенталя.

– Ты должна прочитать газету, тетя Мари.

Мари сняла пальто и шляпу, положила газету на комод. Потом взглянула на передовицу и решила, что спешить с чтением не стоит.

– Формирование правительства снова провалилось. Вильгельм Маркс отказывается от выборов в премьер-министры.

– Не это. – Додо нетерпеливо развернула лист. – Здесь внутри. Новости из Аугсбурга. Уголовные дела и преступления. Там что-то про виллу Мельцеров.

– Что?

Мари не могла поверить своим глазам. Статья о жутком убийстве в старом городе Аугсбурга. Сорокадевятилетнюю владелицу магазина Марию Йордан средь белого дня зверски зарезали в своем магазине.

– Мария Йордан, – прошептала Мари. – Это ужасно. Боже мой, бедняжка. А мы все думали, что ей достался главный приз.

Она встретилась со сверкающими от любопытства глазами Хенни.

– Ты читала, тетя Мари? Убийцей был Юлиус.

– Какой Юлиус?

– Боже правый, мама! – взволнованно воскликнула Додо. – Юлиус, который камердинер на вилле. Тот самый, который всегда так