это при себе и я не ведаю покоя, покуда не поделюсь своим знанием со всеми вокруг. И вот нынче утром, едва только я услышала эту жуткую историю, так тотчас же велела заложить экипаж и объехала всю деревню, чтобы сообщить ее всем нашим друзьям и родственникам. Разумеется, все были потрясены – а кто не был бы? Но все, как один, сказали, мол, они всегда ожидали обнаружить что-то дурное на дне этой тайны – и какое счастье, что я узнала правду прежде, чем все зашло слишком далеко между Эверардом и твоей дочерью Джесси!

– Так, значит, ты разнесла эту распрекрасную историю по всей деревне? Право слово, сестрица Джейн, сдается мне, ты доставила себе уйму совершенно ненужных хлопот. И если в конце концов твои утверждения окажутся беспочвенными, я даже не представляю, чем ты сумеешь искупить перед бедным Эверардом такую свою попытку разрушить его репутацию. Самые невинные обстоятельства могут быть истолкованы в черном свете, в мире всегда хватает недоброхотов, готовых распространять скандальные слухи, а Эверард обладает слишком многими достоинствами, чтобы не нажить без счета врагов, и вот сейчас от одного из них ты подхватила нелепую, дикую сплетню и…

– От одного из врагов! – воскликнула миссис Мильман, яростно обмахиваясь веером. – Хорошенькое дело! Когда всю историю я своими ушами услышала из уст его маленького темнокожего дикаря! Ну да, конечно! Мирза – ярый враг мистера Эверарда, кто бы сомневался!

При последних словах старый торговец сильно переменился в лице. С удрученным и встревоженным видом он потер лоб.

– Мирза!.. – после долгой паузы повторил он. – Сестрица Джейн, охолонись, дело-то не пустяшное. Действительно ли Мирза говорит именно то, что ты мне сейчас поведала?

– Повторяю тебе, братец: историю эту я услышала от него собственными своими ушами. Правда, не сразу целиком, по частям пришлось из него вытягивать – ведь малолетний язычник прекрасно понимал, как пострадает репутация хозяина, коли дело получит огласку. Ох и хитрый же малец, скажу тебе! Но я от него не отставала, все ходила вокруг да около, все выпытывала исподволь да выспрашивала обиняками, покуда не вытянула из него все как есть. Признаюсь, мне пришлось клятвенно пообещать, что буду молчать как могила: мальчишка сказал, мол, хозяину сделается дурно, коль кто-нибудь при нем обмолвится о тех событиях. Но когда я узнала ужасную тайну, совесть не позволила мне сдержать обещание, и я спешным порядком оповестила всю округу о чудовищном преступлении этого изверга.

– Ох, сестрица, не решусь утверждать, что ты поступила неправильно. Уверен, ты руководилась лучшими побуждениями. Но признаюсь, мне все же жаль, что ты не поступила иначе! Эверард – бедный мой, дорогой мой грешник – когда-то был таким добрым, таким ласковым! Я бы поставил все свои деньги на то, что не в его характере убить даже муху, не говоря уже о женщине – да притом женщине, на которой он обещал жениться!

– Да! И вдобавок убить с такой изуверской жестокостью! Сперва выстрелил в нее из-за кустов, а когда увидел, что бедняжка только ранена, не поколебался подбежать и в прямом смысле вышибить ей мозги дубинкой! По словам Мирзы, она умирала более получаса.

– Ничего ужаснее в жизни не слышал!

– Но что самое страшное, прежде чем погубить тело несчастной, он погубил ее драгоценную душу. Звали бедняжку, кажется, Нэнси О’Коннор – ирландского происхождения, надо думать. В свое время я знавала офицера-ирландца с такой фамилией. Тогда я была юной девицей и танцевала с ним на балу в Хэкни, чрезвычайно благовоспитанный мужчина приятной наружности, даром что одноглазый, но бог-то с ним. Ну так вот, эта Нэнси была не то дочерью, не то женой богатого плантатора, у которого Эверард служил клерком, или управляющим, или чем-то вроде. Ну и значит, бедная девушка влюбилась в Эверарда, и он со своей стороны проявлял к ней необычайный интерес. Мирза говорит, он прямо глаз с нее не спускал, с утра до вечера пожирал взглядами, ни на минуту не оставлял без внимания и наконец настолько втерся к ней в благосклонность, забрал такую силу над ней, что (зная о завещании своего покровителя, составленном исключительно в пользу Нэнси), убедил ее отравить бедного мистера О’Коннора, чтобы она смогла разделить унаследованное богатство со своим гнусным любовником.

– Отравить отца! Чудовищно!

– Отца или мужа – говорю же, не знаю наверное. Но скорее склоняюсь к мысли, что то был отец: вроде бы несчастный обманутый старик на смертном одре попросил Нэнси сразу после похорон выйти замуж за Эверарда, – можешь судить, как ловко этот лицемер разыграл свои карты. В общем, предполагалось, что теперь Эверард незамедлительно на ней женится: ведь уже и соглашения все составлены, и наряды свадебные куплены, и день бракосочетания назначен. И тут – нá тебе! Как думаешь, что вытворил неблагодарный негодяй? Уговорил простодушную бедняжку продать все имущество! А когда оно обратилось в деньги да драгоценности, заманил ее в лес, где ограбил и убил вышеописанным способом. А потом спешно сел на корабль со всей своей добычей и сбежал с Цейлона прежде, чем служители правосудия успели установить, куда он делся! Мне только одно удивительно: что он взял с собой Мирзу. Но поскольку маленький язычник тогда был совсем еще ребенок, видимо, Эверард посчитал, что он ничего не знает о кровавом злодействе, а даже если и знает, то все забудет за время путешествия. Ну и что теперь ты скажешь в защиту своего расчудесного Эверарда, братец? И ведь сколько раз я тебе повторяла, что однажды всенепременно всплывет какая-нибудь скверная история с ним! Но ты не желал меня слушать, упрямец, и по-прежнему позволял своему любимчику болтаться в твоем доме да строить глазки твоей дочери Джесси. И теперь тебе, считай, крупно повезло, если юная девица не пылает желанием соединиться браком с этим бродягой и в свой черед закончить жизнь с вышибленными мозгами, как несчастная мисс О’Коннор.

При всем своем расположении к Эверарду старик не мог не почувствовать, что доверие к нему основательно подорвано этим длинным перечнем ужасных обстоятельств, да еще и изложенных столь убедительным образом. Теперь одни за другими в дом стекались Джонсы, Уильямсоны, все семейство Бернаби – со своими охами и ахами, потрясенными «боже мой!» и «господи помилуй!», причитаниями по бедной мисс О'Коннор и заверениями, что они давно подозревали нечто подобное. Славный старик слушал молча и лишь тяжко вздыхал, пока они таким манером нападали на него со всех сторон. Возражать он не решался, но и не находил в своем сердце силы присоединиться к