– Я не знала. Надо это как-то отметить. Закатить вечеринку.

– А я хочу отметить юбилей, выспавшись хорошенько.

– Послушай, а продержаться до следующей пресс-конференции никак не сможешь? На которой ты просто обязан появиться?

Я кивнул:

– Ладно, так и быть. Но сначала предстоит одно небольшое дельце.

Брови ее поползли вверх.

– Давай, выкладывай.

– Я не хочу, чтобы Уолден Фишер узнал об этом в новостях. Не хочу, чтоб он включил радио и услышал, что мы схватили парня, который убил его дочь. Он должен узнать первым и выслушать это лично от меня.

Ронда Финдерман кивнула:

– Согласна.

– Так что сейчас прямо к нему и поеду. А потом позвоню родителям Лорейн Пламмер. Ну и, наверное, Билл Гейнор заслуживает того же, пусть даже и находится в тюрьме.

– Я сама ему сообщу, – вызвалась Ронда. – Ну а потом займусь бумажной работой, необходимо выдвинуть официальное обвинение против Карлсона.

Я поблагодарил ее кивком. Выплеснул недопитый кофе в раковину и вышел из здания. Хотел уйти тихо и незаметно, но тут увидел Рэндела Финли – он стоял возле моей машины.

– Так и подумал. Ты там, где твои колеса, – сказал он. – Как раз собирался зайти и поискать тебя там.

– Привет, Рэнди.

– Это правда? – спросил Рэнди.

– Что правда?

– Хотят слухи, что вы кого-то поймали. Ну, виновника всех этих убийств. Женщин.

– Сегодня чуть позже состоится пресс-конференция, там все и скажут.

– И о Викторе Руни я тоже слышал. Господи, Барри, да у тебя сегодня счастливый день! Это ведь ты все раскопал? В обоих случаях, да? Ты вычислил этих гадов?

Никаким вымученным энтузиазмом, который был мне так ненавистен, от него и не пахло. Я слышал в его голосе лишь самое искреннее восхищение, но слишком устал, чтобы отдать этому должное.

– Да, весь этот день был полон открытий, – заметил я. – Но во многом еще надобно разобраться.

– Помнишь, что я всегда говорил? Это ты должен быть шефом городской полиции. Ты самый подходящий человек на этот пост.

– У нас уже есть шеф, – отозвался я. – И справляется она просто прекрасно. Я не забыл, сколько дерьма ты вылил на нашу полицию. – Впрочем, злости у меня в голосе не было. – Кроме того, не понимаю, какое все это имеет к тебе отношение.

– Я передумал, – произнес Финли.

– Ты… что?

– Я буду участвовать в выборах на пост мэра. Найду удобный момент после траурных мероприятий, – тут он склонил голову в знак памяти о погибших, – и заявлю об этом официально.

– С чего это вдруг такие перемены?

– А чем еще я могу заняться в этой жизни, Барри? Просто сидеть и разливать воду по бутылкам? Да я так с ума сойду! Я должен заняться чем-то более значительным и важным. Мне нужны перемены.

Рэнди произнес это с таким выражением лица, что я сразу ему поверил.

– Что ж, поступай, как считаешь нужным, – произнес я. Распахнул дверцу автомобиля и сел за руль.

– Я вот еще что хотел сказать. Если вдруг услышишь нечто такое, что парню в моем положении не помешает знать, будь другом, сообщи. Тебе это зачтется, за мной не заржавеет.

Боже. Мы вернулись к тому, с чего начали, когда он нашел этих чертовых белок.

По дороге я позвонил Морин, сообщил ей последние новости.

– Интересно, открыты ли сегодня магазины, – сказала она.

– А тебе зачем?

– Я могла бы купить тебе торт.

– Предложение принимается.

Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но голос ее затих.

– Морин?..

– Да, я слушаю. Просто я… весь день крепилась, держала это в себе. В Интернете опубликован список. Погибших, – добавила она после паузы.

– Вот как.

– И там много наших знакомых. Помнишь Алисию, с которой я работала?

– Да, и что?

– Она потеряла обоих родителей. Они проживали вместе в доме для престарелых. По радио говорили, что в заведениях для пожилых погибло сорок два человека. Они умерли прежде, чем их успели доставить в больницу. Таким образом, общее число потерь свыше двухсот человек.

Масштаб трагедии оказался столь велик, что я на несколько мгновений лишился дара речи. Хотя считал, что уже давно утратил способность удивляться или ужасаться чему бы то ни было.

– У меня тут еще пара дел, – сказал я Морин, – потом мы с Рондой должны сделать официальное заявление об аресте Ангуса Карлсона, ну и после этого сразу домой.

– Люблю тебя, – произнесла Морин.

– И я тебя тоже люблю.

* * *

Я поднялся на крыльцо дома Уолдена Фишера, постучал костяшками пальцев в дверь и вдруг почувствовал, что никаких сил у меня просто не осталось. Навалилась страшная усталость. А Уолдену понадобилось не меньше полминуты, чтобы подойти к двери. Я едва его дождался, голова страшно кружилась.

– Кто там? – поинтересовался он и отворил дверь. И тут же, узнав меня, пробормотал: – А, детектив.

– Мистер Фишер, – я протянул ему руку.

Уолден потирал подушечку большого пальца правой руки о кончик пальца указательного. Затем что-то обнаружил на ногте, видимо, заусеницу, и отгрыз ее.

– Прошу прощения, – сказал он и лишь после этого протянул мне руку, которую я нехотя пожал.

– Могу я войти?

– Да, да, конечно, – ответил он и посторонился, пропуская меня в дверь. – Так и думал, что вы сегодня заглянете.

Неужели он уже знает о Карлсоне?

– Вот как? – спросил я.

– Да в новостях передавали. О Викторе. Бог мой, просто не верится. В голове не укладывается, что этот парень мог такое сотворить.

Ну, конечно. Эта новость уже стала достоянием общественности.

– Вы уж простите, что не зашел к вам сразу сообщить эту новость, – сказал я. – Должен был. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Произошло еще одно событие, на мой взгляд, куда более важное для вас.

Уолден вопросительно взглянул на меня:

– Что именно?

– Не возражаете, если я присяду? – спросил я.

Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. Уолден примостился на самом краешке, все телом подался вперед. Рядом с ним на угловом столике стоял снимок его жены Бэт и дочери Оливии. По моим прикидкам, девочке в ту пору было лет двенадцать.

И обе они улыбались.

– У нас в камере предварительного заключения находится подозреваемый в убийстве Оливии, – сказал я.