— Мы будем молиться за него, — добавила аббатиса, но и это девочку не утешило.

* * *

Прошло три дня, и в эти три дня в лагере царило уныние. Монахи обошли вал и ров внутри и снаружи, читая молитвы против Врага и его наваждений, комтур, которого Эрна до сих пор не видела, распорядился удвоить количество часовых. Женщинам запретили ходить в одиночку и теперь их повсюду сопровождали рычащие мастифы. Толку от всего этого девочка не видела. Подумаешь, мастифы! Виля вовсе не чуют собаки. Если человека от ведьминых чар может защитить вера, то уж псам-то надеяться не на что. Только оборотень мог почуять Виля, а наткнуться на него случайно… вон, брат Пасьен уже наткнулся. Дурак был небось. Надо было кричать, звать остальных, а не думать, что глупая женщина одна лезет в пасть к волку. Вот и поплатился. Все эти три дня Эрна нетерпеливо ждала: вот-вот дядюшка Виль одумается и придёт за ней. Но он не приходил. А жизнь текла своим чередом. Собаки, погрустневшие и присмиревшие, как и все в лагере. Уроки церковного языка от такой же унылой сестры Дезире, которая забыла свои смешки и улыбки. Уроки вязания. Колючая пряжа, не иначе, как из собачьей шерсти. Поучения матушки Онории, из которых выходило, что служение Заступнику первейший долг всякого живущего, иначе такие твари, как оборотни и вампиры захватят мир, а немногие оставшиеся люди будут им служить и погрязать в пороках. К концу третьего дня Эрна перестала мысленно ей возражать и как-то даже потеряла убеждение, будто дядюшка Виль-то непременно нашёл бы, чем ответить назойливой святоше. Может, и не нашёл бы. Может, он вообще только запугивать детей и умеет. И убивать. Ножом в живот, брр. Бросил же он Эрну. А она всё делала, как он говорил. А он бросил.

* * *

На четвёртый день матушка Онория позвала к себе девочку с таким выражением, как будто в лагере умер кто-то ещё.

— Дитя моё, — сказала она непривычно ласково, усаживая Эрну на стул, — крепись. Испытания посланы нам Заступником.

— Матушка? — удивлённо подняла на аббатису взгляд девочка.

— Я хвалю тебя за послушание и усердие, — продолжила женщина, и девочке стало совсем не по себе. Всё это так не походило на обычную её безапеляционную насмешливость. Что у них случилось-то?! — Ты смиренно трудилась, выполняя приказы, не роптала и не сетовала на судьбу. Ты знаешь, отец предназначил тебе быть залогом его преданности наследнику и привязанности к родичу, но ютанцы взяли Арол… Отец Бенлиус решил послать гонца к твоему отцу, чтобы тот сказал, посылать ли тебя в Сейр или вернуть домой… ты ведь и сама понимаешь: дорога до Сейра небезопасна. Ютанцы могли бы захватить тебя по дороге. Наш орден чурается мирских дел, но мы, конечно, не могли оставить тебя без защиты и наставления… но твой… твой отец…

— Мой отец?! — ужаснулась Эрна, понимавшая, как мало она значит для рыцаря лю Дидье. — Он… что с ним?!

— Гонец вернулся к нам, не найдя рыцаря лю Дидье в его владениях. Однако, когда мы послали человека в лагерь ютанцев, требуя выдать нам оборотней и тех, кто их нанимал… нас подняли на смех. Граф Бентон, командующий их отрядом, сказал, что у них отродясь не было вражьих тварей. Потеряв пленницу, мы остались без доказательств.

Аббатиса горько покачала головой. Эрна слегка удивилась. С каких пор святош волнуют доказательства? Волчица же была! И пропала! Значит, оборотни есть, а все знают, что их наняли ютанцы! Когда это святош интересовали доказательства?!

— А мой отец?...   — спросила девочка. Матушка Онория поджала губы.

— Твой отец, дитя моё, утратил разум. Он был там, при графе Бентоне, и мы поспешили рассказать, что ты жива и невредима. Но он…

Матушка Онория замолчала и скорбно поджала губы.

— Что он сделал?! — не выдержала Эрна.

— Мужайся, дитя моё. Твой отец сказал, что ты была убита в Ароле господином Гильбэ и госпожой Татин, чтобы тебя не могли захватить ютанцы. Он скорбит о тебе, такой прекрасной и юной… одним словом, он присоединился к врагам наследника, чтобы отомстить за твою гибель.

— То есть как — убита?! — оторопела Эрна. — Какая-такая гибель?! Я же жива!

— Твой отец, утратив от беспокойства разум, бросил нам немыслимое обвинение. Он заявил, будто бы мы выдаём за его дочь другую девочку.

— К-какую — д-другую?! — начала заикаться Эрна. — Почему?!

— Мы описали твоё лицо, голос, глаза и повадки, мы предлагали ему прийти к нам и убедиться своими глазами — тщетно. Рыцарь лю Дидье только твердил, будто бы мы выдаём за тебя деревенскую девчонку, ведь твои приметы известны были каждому в Ароле. Он даже не хотел, чтобы тебя привели к нему, хоть мы и сами опасались это делать.

Эрна ничего не понимала. Рыцарь лю Дидье спятил?! Какая может быть другая девочка?! У него фальшивые дочери на каждом шагу?!

Или…

Он же хотел! С самого начала хотел присоединиться к ютанцам! Потому и потребовал себе девчонку на замену сына. А теперь, наверное, не хочет признаваться, что соврал. Ну да, как же! Такой знатный рыцарь — и вдруг соврал!

— Укрепи своё сердце, дитя моё, — утешительно сказала аббатиса. — Заступник испытывает нас, посылая ношу по силам.

Эрна изо всех сил старалась соображать побыстрее. Признаваться сейчас в том, что она никакая не дочь рыцаря лю Дидье, бессмысленно. Это всегда было бессмысленно. Даже святошам не будет проку, если она всё расскажет: чего стоит слово девочки против слова рыцаря? Им никто не поверит. А уж Эрне-то и вовсе нечего каяться. Остаётся только одно.

Девочка вспомнила маму, мирную жизнь в родной деревни, из которой её выдернул предатель Виль, и горько разрыдалась.

* * *

С ней были добры и ласковы. Сейчас, когда нечего было ждать благодарности от «отца» девочки, святоши как будто даже полюбили её. Монахини предлагали Эрне какие-то монастырские лакомства, отец Бенлиус каждый вечер призывал к себе и ласково увещевал, то рассказывая о жизни святых какие-то совершенно невероятные истории, то выспрашивая, что девочка знает о рыцаре лю Дидье. Знала Эрна мало, а рассказать могла ещё меньше. Например, реши она выдать спрятанного в подвалах святошу, как она бы объяснила, что делала там сама? А если…

Когда ласковые, но настойчивые вопросы прозвучали в четвёртый раз, Эрна решилась. Она вспомнила, как мама выведывала, не напроказничала ли дочка с колдовством и постаралась так же беспокойно отвернуться от святоши, как, бывало, отводила взгляд от матери. Отец Бенлиус положил руку на голову девочки и заставил посмотреть ему в глаза.

— Что такое, дочь моя? — спросил он особенно ласковым и «понимающим» голосом. Эрна потупилась. — Ты вспомнила?..

— Я точно не знаю… — запинаясь, ответила Эрна. — Я ничего не видела… ну… я хочу сказать, он же мой отец!

— Ты хорошая девочка, — похвалил святоша. — Отрадно видеть, что твоё сердце не закостенело и не преисполнилось обиды. Но ты разговариваешь не с врагами своего отца, а с его верными друзьями, мечтающими протянуть ему руку помощи и вернуть покой в истерзанную печалью о тебе душу. Твои слова помогут устранить непонимание, которое мешает нам помочь твоему отцу.