— Нет. — Язык еле ворочался в пересохшем рту.

— Хорошо. Возможно, вы не в курсе, что если человек запрашивает психотерапевтическую помощь, это дает нам право доступа к его личному делу, в том числе и ко всем личностным характеристикам. Если вы возражаете, скажите мне об этом сейчас.

— Нет, не возражаю, — ответила Эсмей.

— Хорошо. Я уже подняла ваши медицинские карты, но пока больше ничего. Перед началом я должна сказать вам еше несколько слов о том, как проходят терапевтические сеансы.

Эсмей постаралась сосредоточиться. Она думала раньше, что ей придется сразу рассказывать. На деле все было гораздо скучнее, хотя, может, и мягче.

— На флотском жаргоне нас называют психонянями, и вы, конечно, это знаете. В общем, это не так далеко от истины, потому что большинство из нас выполняет роль настоящих нянь. Не медицинского персонала и не психиатров, а нянь. Вы родом с Аль-типлано, у вас там до сих пор много нянь?

— Да, — ответила Эсмей.

— У вас могут быть какие-либо культурные или социальные предрассудки относительно общения с психоняней? Может, вы предпочитаете разговаривать с врачом?

— Нет.

Анни что-то проверила.

— Вот. Вы должны знать, что хотя наши с вами сеансы считаются конфиденциальными, но у этой конфиденциальности есть свои границы. Если я сочту, что вы представляете опасность для себя или для других людей, я должна буду доложить об этом куда следует. Это включает и участие в политической или религиозной деятельности, которая может быть опасна для товарищей по кораблю, а также употребление незаконных веществ. Хотя вы можете скрыть такие факты, я должна со всей ответственностью заявить вам, что прекрасно умею распознать, когда человек говорит неправду. В любом случае неискренность с вашей стороны сильно повлияет на исход лечения. Хотите продолжать?

— Да, — ответила Эсмей. — Ничем подобным я не занимаюсь.

— Хорошо. А теперь самое главное. Вы сказали, что у вас появились проблемы, связанные с тем, что произошло на борту «Деспайта» и когда-то до вашего поступления во Флот. Странно, что с теми прежними проблемами не разобрались еще при поступлении. — Она остановилась. Эсмей не сразу сообразила, что ей задавали таким образам вопрос.

— Я… никому ничего не рассказала.

— Вы скрыли что-то, что могло быть…

— Я не знала… в то время… что это такое было. В голове стучало: «Всего лишь кошмары, всего лишь кошмары, всего лишь кошмары».

— Мм. Можете рассказать поподробнее?

— Я думала, что это всего лишь кошмары, — ответила Эсмей.

— В анкете при поступлении есть вопрос о том, не снятся ли часто по ночам кошмарные сны, — спокойно заметила Анни.

— Да… мне надо было что-то сказать, но я не была уверена, что считается часто, а что нет. И потом мне так хотелось уехать, хотелось поступить в подготовительную школу…

— Сколько вам было тогда лет?

— Четырнадцать. Они принимают только с четырнадцати. Они сказали мне тогда, что все в порядке, но мне нужно подождать год или около того, потому что уже набора не было. А кроме того, они хотели, чтобы я прошла некоторые курсы. Что я и сделала. А потом….

— Вы поступили в подготовительную школу. А кошмары?

— В тот момент было легче. Я считала, что все позади.

— Вы не знали, что именно?

— Нет… мне говорили, что это просто кошмары.

— А теперь вы знаете?

— Да. — Ужас. Она встретилась взглядом с Анни. — Я обнаружила, когда ездила домой. После военного трибунала. Оказалось, что все было на самом деле, все было правдой, а они меня обманывали!

Анни сидела спокойно и ждала, когда Эсмей успокоится. Потом сказала:

— Насколько я понимаю, что-то с вами произошло такое, когда вы были еще ребенком. До того, как вы поступили во Флот. Ваши родственники обманули вас, сказали вам, что ничего такого не было, что все это вам приснилось. Так?

— Да!

Анни вздохнула:

— Еще одна неблагополучная семья. Эсмей посмотрела на нее:

— Вовсе нет, они…

— Эсмей, послушайте. Ведь вам было очень больно. Вы же думали, что сходите с ума, потому что вам снятся ненормальные, жуткие, страшные сны.

Она содрогнулась:

— Да.

— И это повторялось изо дня в день?

— Да… кроме тех дней, когда я сильно уставала и уже ни о чем не могла думать.

Анни кивнула:

— Если бы вы изо дня в день мучили кого-нибудь, пугали бы, внушали бы человеку, что он плохой и ненормальный, разве вас можно было бы назвать благополучной?

— Конечно… — Она увидела ловушку и постаралась обойти ее. — Но мои родственники не… они не знали…

— Мы еще поговорим об этом. Значит, первая ваша проблема — это кошмары, которые оказались не просто кошмарами. Что-то случилось с вами в детстве. Сколько вам было тогда лет?

— Почти шесть, — ответила Эсмей. Она приготовилась к следующим вопросам. Но вовсе не была уверена, что так легко сможет на них ответить.

— А теперь, когда вы знаете все точно, вас преследуют те кошмары?

— Да, иногда… и я продолжаю об этом думать. Переживать.

— А вторая ваша проблема связана с тем, что произошло на борту «Деспайта»?

— Да. Мятеж… Мне опять снились кошмары. Иногда все перемешивалось. То, что было раньше, и то, что произошло на «Деспайте».

— Ничего удивительного. Хотя вы мне еще не рассказали, что там с вами произошло в детстве. Но параллели прослеживаются. В обоих случаях вы были под чьей-то защитой, и защита эта оказалась ненадежной, а тот человек, которому вы доверяли, оказался вашим врагом.

Эсмей удивилась, что сама до этого не додумалась. Это ведь так просто и так очевидно. Стоило только Анни произнести это вслух.

— Наверное, во время мятежа на «Деспайте» было много кровавых стычек на борту корабля?

— Да…

— Значит, последние события должны были всколыхнуть прежние воспоминания.

— На этот раз я уже не так боялась, — ответила Эсмей. — По крайней мере, в начале гораздо меньше.

— Это хорошо. А про ту детскую травму вы кому-нибудь рассказывали?

Эсмей почувствовала, что вся сжалась.

— Мои… мои родственники знают.

— Я не об этом. Вы рассказывали кому-нибудь, когда выросли?

— Одному человеку… Барину Серрано… потому что ему самому было так плохо. Я говорила ему, что ему надо пообщаться с вами… А потом рассказала.

— Барин Серрано? Ну да. Энсин, который лежит в лазарете. С ним работает другой терапевт. Интересно. Вы что, друзья?