Когда последний участник соревнований вернулся на исходную позицию, а это был солдат Коли Лихачева, главный судья щелкнул секундомером и пригласил всех контролеров этапов на подсчет штрафных очков. Через несколько минут Андрей вернулся очень разочарованным — как оказалось, мы шли только третьими. Оставалась одна надежда на бокс — на нашего непробиваемого Андроида. Я поискал его глазами, и они чуть было не вылезли у меня на лоб — Андроид разминался! Сам, и без посторонней помощи.

Когда Франчковский принес боксерские перчатки, все обомлели. И ведь молчал, ничего не говорил, хотя спрашивали. Вот сюрприз так сюрприз!

Но это был не сюрприз — это было так, ерунда. Всю тонкость замысла я понял только тогда, когда в полуфинале жребий, (короткие и длинные спички в руках главного судьи), свел нашего боксера с представителем Франчковского. Конечно, он был на голову ниже нашего, но когда раздался свисток первого раунда, я понял, почему хитрый Франчковский так настаивал на боксе. Его парень явно посещал спортивную школу или, на худой конец, спортивную секцию.

Андроид попытался боковыми ударами с обеих рук ошеломить соперника, но тот легко ушел, увеличив расстояние, затем сам двинулся в контратаку, поднырнул под правую руку нерасторопного Андронова и врезал оппоненту в глаз. Наш боец не упал, но от активных действий отказался сразу. Теперь он только пытался защищаться. Профессионал кружил вокруг него как коршун. Вот он как будто бы подставился, и когда соблазненный Андроид попытался провести прямой удар, подловил его на противоходе и попал в челюсть. Раздались два вопля: Андроида и Найданова.

— Ты чего, гад, творишь!? — орал наш командир на Франчковского, — ты что мне моего андроида калечишь!? Ты мне нового достанешь!? Или этого отремонтируешь!? Прекращай бой!

Поединок закончился за явным преимуществом. Я был так зол и расстроен, что финал смотреть не стал — результат все равно был известен заранее.

О какой честной борьбе могла идти речь? (Ну, хотя, это же Франчковский! Сразу можно было бы догадаться, что у него по четыре туза в каждом рукаве).

Мои минометчики тоже сидели на пустых ящиках нахмуренные и злые. Я, ни на кого не глядя, заполз в кабину и закрыл глаза. Не открывая их, почувствовал, как на соседнее сидение опустился Найданов. Говорить не хотелось. Не хотелось даже тащится в третью роту получать свой ликеро-водочный «паек».

— Я видел Солоху, — прервал молчание Андрей, — он молчит, но так это не оставит.

— Я знаю, — ответил я и подумал — «Что-то будет…».

Следующее утро, как обычно, началось с ужасного вопля Франчковского, столь ясного, чистого и пронзительного, что казалось труба Судного Дня подымает навек усопших на последнюю разборку.

Мы с Найдановым сразу же побежали туда. У меня были весьма нехорошие предчувствия.

И точно. Франчковский орал как сирена. Одна из сторон его палатки была аккуратно надрезана, и видно, было, что через отверстие что-то вытаскивали.

— Наверное, наши черти утащили сахар и дрожжи у Франчковского, — шепнул мне на ухо Андрей.

— Да этот ротный вообще расслабился не по-детски, — также шепотом ответил я комбату. — Совсем мышей ловить перестал.

Однако, подойдя к визжащему и брызгающему во все стороны слюной лейтенанту, я понял причину, по которой он проспал все на свете. Изо рта ротного явственно шел до боли мне знакомый запах хорошего перегара.

— Ну и чего ты кричишь? — наивно спросил подбежавший чуть позже нас Коля Лихачев. — Что случилось? У тебя сахар с дрожжами сперли? Да?

— Может, это твои, — нашел, наконец-то, объект для наезда Франчковский. — Твои, да?

Однако пару секунд спустя он передумал, и повернулся к нам:

— Нет, это ваши. Это ваши, больше некому. Это минометчики… Вы уже превратились в настоящих мародеров, а теперь — в грабителей… Все. Пошли, посмотрим ваше хозяйство.

Вообще, это было, конечно, очень нагло. Командир соседней роты не должен проверять наше имущество. Мы ему что, подчиненные что ли? Однако и факт воровства был неоспорим, и, как не крути, это было серьезное ЧП. Я не сомневался, что Франчковский пойдет к командиру батальона, там подключится наш «любимый» замполит, «обожаемый» всеми моими бойцами старшина… Поганая будет история.

Я, также как и Найданов, (а я в этом не сомневался), предполагал, что если эту кражу возмездия совершили наши сержанты, то у них хватило ума спрятать имущество так, что никакой Франчковский не найдет.

Поэтому я предложил Найданову согласиться на обыск. Пусть его! Пусть ищет. Сам же будет выглядеть как дурак, если не найдет. Если бы ротный не был с перепою, то наверняка сообразил бы, что сам же и будет выглядеть посмешищем. Но раз он этого не понимает… Да милости просим! Ищите, пожалуйста!

Мы втроем пришли к нашим машинам, Найданов построил батарею, описал ситуацию, и предложил отойти, чтобы Франчковский смог провести обыск машин. Как я и предполагал, никто не стал возражать.

Ситников пытался, правда, протестовать, намекая, что негоже нам — Найданову и мне — поддаваться на такое давление, типа это красит нас, как офицеров, но Андрей сказал, что дело чрезвычайное, и лучше опровергнуть все обвинения самым красноречивым путем.

Франчковский позвал на помощь Гаджи, и вдвоем они осмотрели практически все. Все-таки такое количество сахара — это не иголка в стоге сена, и искать его малость попроще. Франчковский залез даже в нашу землянку — блиндаж. Но и там было глухо.

Обозленный ротный отправился к Коле Лихачеву, и бойцы начали удалять следы пребывания слишком энергичного лейтенанта в нашем расположении.

К вечеру, когда все совсем улеглось, я спросил у довольного Солохи, куда он дел похищенное. Паче чаяния, он не стал корчить невинность, и сразу ответил:

— Да в тот самый дом и отнесли.

— Ночью? — поразился я.

— Ну да, ночью. Да нас много было! Когда много, не страшно. Сегодня к вечеру пойдем, замутим брагу. Тем более, там и источник с водой рядом…

Следующим вечером мы сидели с Андреем вдвоем в кабине, пили из фляжек брагу, и закусывали сэкономленным комбатом сухим пайком. После вчерашней истории пить в открытую было опасно, тем более, что палатки Фрначковского находились совсем недалеко, и воленс-ноленс, нам пришлось пить вдвоем. Кроме того, мы предупредили бойцов о крайней степени осторожности, и они пили потихоньку у себя в блиндаже.

Пойло не было таким крепким, чтобы личный состав потерял чувство меры, но эффект давал. Тем более что упал оно на хорошо подготовленную многомесячной трезвостью почву.

Через полчаса мы с Найдановым разговаривали обо всем на свете, и все находили волнующим, интригующим и крайне интересным. Зашел разговор и о женщинах.

— Эх, блин, золотое время было в училище, — мечтательно проговорил Андрей после очередного глотка.