Попытки определить, кто на самом деле пошел бы на сотрудничество с немцами, сэр Исайя Берлин назвал “самой жестокой [игрой], в которую только может играть англичанин”[871]. Хотя во главе страны могло оказаться обычное жалкое сборище фанатиков-фашистов, обделенных вниманием государственных служащих и амбициозных оппозиционеров, чтобы обеспечить политическую законность коллаборационистского правительства в глазах населения, необходимо было привлечь к руководству хотя бы несколько узнаваемых на национальном уровне личностей. Как мы видели, более всего подходил для этого герцог Виндзорский, который в частном порядке выступил против войны в 1939 г. и даже в декабре 1940 г. не под запись сказал американским журналистам, что Британии стоит найти общий язык с Гитлером, чтобы предотвратить неизбежный в ином случае триумф большевизма. Недавние сенсационные описания замечаний и действий герцога летом 1940 г. преувеличивают его пособничество нацистам. Все серьезные историки того периода согласны, что, несмотря на тщеславие и наивность, он не совершил никаких предательских действий[872]. Другой вопрос, что он сделал бы, если бы Англия все же пала. Если бы Риббентроп умаслил герцога, который в конце мая находился на юге Франции, и предложил ему возможность вернуться на свободный престол и исцелить национальные раны – а герцогине, вероятно, сделал бы еще более заманчивое предложение сыграть роль леди Макбет, – вполне возможно, оба они согласились бы. Герцог мог бы объяснить свое решение попыткой сохранить Британскую империю в статусе жизнеспособной мировой державы – тем более что Гитлер снова и снова повторял, что не испытывает к ней враждебности. Реставрация герцогского режима, само собой, потребовала бы отмены сделанного четырьмя годами ранее отречения. Вся мощь пропагандистской машины Геббельса, во главе которой, возможно, встал бы Уильям Джойс (“Лорд Хо-Хо”), занявший бы пост генерального директора BBC, была бы направлена на изменение британских представлений об отречении. Мы примерно знаем, какая линия была бы избрана, поскольку в сентябре 1940 г. Джойс опубликовал свое политическое заявление “Сумерки над Англией”. В нем он написал:

Таким образом, возвращение Эдуарда VIII на трон подавалось бы в качестве демократической инициативы.

Замешательство, упадок духа и отчаяние из-за поражения Британии, без сомнения, обусловили бы появление коллаборационистов, руководствующихся патриотическими (пускай и ложными) мотивами. В своем романе “Вопрос верности” писатель Аллан Масси вывел некоторых лидеров режима Виши и показал, что их – по крайней мере, в самом начале – вело желание защитить свой побежденный народ, когда победа Германии стала свершившимся фактом[874]. “Королевская власть, – сказали бы в Британии, – не должна прерываться”. Узаконить новый режим, несомненно, помогли бы прецеденты 1688 г. и даже Войны роз. Среди кандидатов на роль британского Петена обычно называют Ллойда Джорджа, сэра Освальда Мосли, сэра Сэмюэля Хора, ни один из которых не фигурировал в “Черной книге” РСХА, и лорда Галифакса, имя которого там значилось. Ллойд Джордж, как и Петен, был прославленным героем войны, а также в прошлом занимал должность премьер-министра. Гитлер считал, что сможет с ним сработаться, и в январе 1942 г. сказал Мартину Борману: “Если бы у Ллойда Джорджа была необходимая власть, он бы точно стал архитектором англо-германского соглашения”[875]. Немцы знали, что он скептически настроен по отношению к войне, поэтому он, несомненно, стал бы их главным кандидатом. “Если шансы не в нашу пользу, – сказал Ллойд Джордж Гарольду Никольсону в самом начале войны, – нам точно стоит при первой же возможности заключить мир”[876]. Он повторил это в Палате общин 3 октября 1939 г. К августу 1940 Бивербрук счел, что “общественность разделилась на два лагеря: одни считают, что его должен привлечь Уинстон, а другие полагают, что его поставит Гитлер”[877]. Сам Ллойд Джордж, который в октябре 1940 г. сказал своему секретарю: “Я подожду, пока Уинстон не сломается”, – вполне мог убедить себя, что обязан вернуться к власти, чтобы смягчить худшие аспекты прямого германского правления[878].

Сомнительно, однако, что управлять Британией поставили бы Мосли, даже если бы он и готов был услужить (что маловероятно, учитывая отданный им 9 мая 1940 г. приказ сражаться, “пока чужеземцев не прогонят с нашей земли”)[879]. Ничтожные политические успехи Британского союза фашистов в мирное время сделали бы любое правительство чернорубашечников откровенно марионеточным, а как показала Франция, немцы стремились к легитимности, пускай она и была притянута за уши. Мосли всегда отдавал предпочтение Муссолини, а не Гитлеру, и к началу войны немцы ценили его не слишком высоко. В декабре 1940 г. при перекрестном допросе Мосли королевский адвокат Норман Биркетт признал, что можно “полностью отвергнуть” любое предположение, что Мосли – предатель, который взял бы в руки оружие и перешел на сторону немцев, если бы они совершили высадку[880]. Как бы то ни было, сам Мосли, который был интернирован 22 мая 1940 г., вполне мог повеситься в камере Брикстонской тюрьмы еще до прибытия немцев, ведь он лишился всяческой поддержки в результате своей довоенной деятельности, ареста и направленной против него продолжительной кампании в прессе.