Я зарегистрировалась под фейковым электронным адресом, вошла и опубликовала следующее:

Жаль, я забыла сделать снимок экрана, балда. Но в течение десяти минут мне пришло три ответа: в одном меня обозвали троллем, другой состоял из семи вопросительных знаков, а третий – из смайлика, пожимающего плечами.

Минут пять спустя мой пост был удален, а в почтовом ящике у меня оказалось два сообщения.

Первое, от одного из админов, лаконично остерегало: “Не стоит”. Я ответила, что это не спам, а просто вопрос.

Админ снова ответил, написав: “Я знаю. Не стоит. Не фиг тебе в это ввязываться”.

Второе сообщение, от пользователя с буквенно-цифровым именем, за которым не числилось никаких других сообщений, состояло в следующем:

Совиный король скоро прибудет.

Сын предсказательницы судьбы бредет по снегу, разговаривая с Луной.

Он просит ее указать путь или подать знак, как-то утешить, что все будет хорошо, даже если это неправда, но Луна не отзывается, и Закери тащится дальше, снег липнет к пижамным штанинам, забивается внутрь ботинок.

Он упрекает Луну в том, что она совсем не ловит мышей, а только светит себе да светит, но потом, одумавшись, извиняется: да кто он такой, чтобы ставить под вопрос действия или бездействие Луны?

Лес, кажется, ничуть не становится ближе, сколько он ни идет. Пора бы уже ему до него добраться.

Несмотря на наличие звезд и луны, Закери знает, что находится он по-прежнему глубоко под землей. Он чувствует нависшую над ним тяжесть.

После перехода утомительно долгого и безрезультатного он останавливается, чтобы порыться в сумке: вдруг найдется что-то полезное. Под руку ему попадается книга, и на этом поиски он прекращает.

Он вынимает из сумки “Сладостные печали”. Не открывает ее, а просто держит в руке, а потом перекладывает в карман сюртука, чтобы была поближе.

Сумка, в которой нет больше книги, внезапно становится тяжелой. Все остальное, что в ней лежит, кажется ненужным и лишним.

Ничего из того, что в ней есть, ему не поможет. Здесь – нет.

Закери бросает сумку на землю, отдает ее снегу. Цепляется пальцами за цепочки, на которых висят ключи, меч и компас, неспособный сейчас указать ему направление.

Он держится за цепочки, продолжая идти. Теперь ему легче, когда нести остается лишь меч и книгу.

Хорошо бы Дориан на самом деле был здесь. Ему хочется этого даже больше, чем знать, в какую сторону направить следующий шаг.

– Если Дориан где-то здесь внизу, я хочу его видеть, – сообщает Закери Луне. – Немедленно.

Луна не отвечает.

(Она не ответила ни на одну из его просьб.)

Закери бредет, то и дело возвращаясь мыслями к тому месту, которое оставил позади, к воображаемой вечеринке в стенах воображаемого дома, и думает о том, что эта история, в какую он попал, просачивается в его прежнюю, обычную жизнь, заполняет ее пустоты.

Позади слышатся чьи-то шаги. Торопливые. Кто-то бежит, глухо топочет по снегу. Закери замирает. Чья-то рука хватает его за локоть.

Закери оборачивается, выхватывая меч из ножен, чтобы эта очередная иллюзия держалась на расстоянии.

– Закери, это я, – говорит Дориан, поднимая руки.

Выглядит он так же, как Закери его помнит: длинные волосы и застегнутый на все пуговицы кафтан, разве что залит лунным светом да снегом осыпан.

– Куда уходит Луна, когда ее не видно на небе? – спрашивает Закери, не опуская меча, и по улыбке, которую получает в ответ, понимает, что это не иллюзия, не идея, а живой, реальный человек. Он здесь и не здесь. Стоит перед ним на залитом лунным светом снегу и в то же время находится где-то еще, но все-таки это на самом деле Дориан. Закери знает это всем телом, вплоть до почти уже отмороженных пальцев ног.

– Постоялый двор, который стоял когда-то на одном из перекрестков, теперь находится здесь, со всем своим содержимым. – Дориан взмахом руки включает в сказанное и снег, и звезды. – Я сейчас там. По-моему, я сплю. Я смотрел в окно на снег и думал о тебе, а потом вдруг оказался здесь. Не помню, чтобы я выходил наружу.

Закери опускает меч.

– Я думал, я тебя потерял, – говорит он.

Дориан снова берет его за руку, притягивает ближе, прижимается лбом ко лбу. Закери чувствует исходящее от него тепло, но и холод тоже, он настоящий и не настоящий, все сразу.

Этот человек – именно то место, где он может затеряться и никогда не захочет, чтобы его нашли.

Снова пошел снег.

– Ты ведь тоже сейчас здесь, верно? – спрашивает Дориан. – В мире под миром под миром?

– Я спустился на лифте с Максом, то есть с Мирабель, после того как вы с Аллегрой упали. Сейчас я ниже, еще ниже, чем затерянный город из меда и костей. Я вошел в дверь. Хватит мне уже в них входить. И сова моя потерялась.

– Как ты думаешь, получится у тебя отыскать постоялый двор оттуда, где ты сейчас?

– Понятия не имею, – говорит Закери. – Должно быть, я где-то близко к Беззвездному морю. Ты и я, мы, чего доброго, окажемся в разных временах. Если, если что-то случится.

– Не смей, – перебивает его Дориан. – Не смей прощаться. Я непременно найду тебя. Мы найдем друг друга и вместе во всем разберемся. Ты можешь быть сам по себе, но ты не один.

– Опасно идти одному, – почти машинально повторяет Закери старый мем – отчасти еще затем, чтобы остановить слезы, которые жгут ему глаза так же, как снег. Он убирает меч в ножны и снимает их со спины. – Возьми это, – говорит он, протягивая меч с ножнами Дориану. У него сильное ощущение, что именно так следует поступить. Дориан наверняка знает, как с мечом обращаться.

Дориан принимает меч и начинает говорить что-то, но на полуслове вдруг исчезает. Вот он был – и его уже нет. Даже следов на снегу не осталось. Никаких признаков присутствия.

Однако ж и меч исчез. Да и луна тоже, скрылась за облаками.

Снегопад стал пореже, хлопья кружатся, почти парят. Как в сувенирном снежном шаре.

Закери протягивает руку перед собой, просто чтобы удостовериться, что потрогать там нечего. Снег окутывает руку и проскальзывает под обшлаг унаследованного сюртука.

Дориан был здесь, втолковывает он сам себе. Дориан здесь, внизу, и он жив, и я не один.

Закери глубоко, с удовольствием, вздыхает. Воздух уже не такой холодный, как раньше. Неподалеку слышится шорох. Закери поворачивается на шум – а там олень. Стоит и на него смотрит. Так близко, что видно, как клубится пар от его дыхания.