Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не все просто и в вопросе об эффективности пропаганды. Совершенно непонятно, к примеру, почему статьи и речи Ленина, написанные тяжелым и запутанным языком, «интеллигентские» в худшем значении этого слова, должны были производить большее впечатление, чем растиражированные газетами и листовками горячие воззвания адмирала Колчака:
«Крестьяне и солдаты.
Неужели вы еще можете верить большевистским смутьянам и обманщикам?
Неужели вы еще не видите, что враги народа, захватив власть, разграбили достояние крестьян и горожан, обездолили рабочих своими лукавыми обещаниями, привели всех нас к нищете и Родину нашу к гибели?
Я и мое Правительство заявили вам, что мы считаем справедливым и необходимым отдать всю землю трудящемуся народу.
Я это сказал, и весь мир слышал мои слова, теперь я повторяю это вам, крестьяне и солдаты, и я не отступлюсь от своих слов. Помните это твердо и не верьте обманщикам-большевикам.
Помните также, что необходимо скорее разбить те банды, которые в слепоте и темноте своей защищают народных комиссаров, забыв Бога и народ. Помогайте же нашей Армии, честно бьющейся за спасение России и народа.
Каждый лишний день власти Совета Народных Комиссаров отдаляет тот час, когда русская кормилица-земля перейдет в руки земледельцев-крестьян, любящих свою Родину-мать и спасших ее в смутное время».
Заметим также, что «колчаковская» пропаганда была многообразной. Например, широко распубликованное обращение от 12 января 1919 года, подписанное Верховным Правителем и членами кабинета, явно адресовалось образованным слоям общества, не чуждым политической деятельности. «Все просвещенное в России безжалостно и зверски истребляется, – гласило оно. – В темноту и беспомощную слепоту повергается Русский народ, и именно тогда, когда ему особенно нужны люди знания и науки». Требуя: «При создавшихся условиях все силы должны быть обращены на служение фронту», – обращение специально оговаривало возможность и желательность сотрудничества или по крайней мере сосуществования с различными политическими силами, согласными объединиться во имя патриотической идеи: «Государственный разум и национальная совесть подскажут всем деятелям крайних течений, что их будущее и будущее демократии вообще зависят от умения ограничить себя в настоящем, когда напрягаются последние усилия, чтобы спасти страну и свободу». Напротив, к крестьянам армейский пропагандистский аппарат обращался совсем иным языком и с другими аргументами:
«Большевики заставляют крестьян пахать, боронить, сеять, жать, а распоряжаться хлебом не позволяют.
Крестьянам оставляют только продовольственный паек и семена, а остальной хлеб увозят.
Никаких запасов делать не позволяют.
Найдут что-либо сверх пайка, отбирают.
Случись на другой год неурожай, крестьянин хоть с голоду помирай…
Если скажут, что крестьянину и жить на белом свете нельзя, – большевики ответят, что при большевистском порядке крестьян и быть не должно.
Должны же быть только рабочие-пролетарии, у которых ничего своего не должно быть, ни земли, ни сохи, ни бороны, ни лошади, ни коровы…
Не так поступает наше правительство.
Хлеба у крестьян оно не отбирает, всякий волен распорядиться по-своему своим хлебом.
Землю же наше правительство решило передать в руки крестьян, которые своим трудом обрабатывают свои поля…
Наше правительство всеми мерами будет содействовать переходу земель в полную собственность трудящихся.
Но окончательно вопрос о том, как наделить землей крестьян, решит Всероссийское Национальное Собрание.
Собрание это будет состоять из лиц, избранных самим народом.
Эти народные избранники выслушают от своих избирателей, как лучше разделить землю, и решат это дело по совести и справедливости так, как это выгодно крестьянам…
Помогите же своему правительству в его борьбе с вашими врагами – большевиками.
Пока есть винтовки – вставайте в ряды армии.
Если придут большевики и будут отбирать от вас ваше имущество в коммуну, а вас сделают рабочими, рабами комиссаров, – вы сами будете восставать, но тогда не будет у вас ни ружей, ни пушек, ни пулеметов».
Впрочем, путь уговоров и пространных мотивировок нередко воспринимается как проявление слабости – и уже не уговаривая, а требуя, словами суровыми и лаконично-отрывистыми обращается «к населению» адмирал Колчак 10 августа:
«Наши армии, находящиеся в непрерывных боях с марта месяца, требуют отдыха и по моему приказанию отходят, не вступая в большие бои с противником.
В это время, когда армия занята огромной внутренней работой и боевой службой, я требую от граждан и населения полного спокойствия, выдержки и общей работы для армии.
К тем, кто будет препятствовать мне и Правительству в этой работе, я буду относиться как к пособникам большевиков.
С мятежниками и трусами буду поступать по законам и обычаям военного времени.
Я вместе с армией уверен в конечной нашей победе».
Мы видели и приказ Колчака с объявлением целей борьбы, и посвященные тому же декларации и заявления, и поэтому уже с недоверием отнесемся к распространенным заявлениям, будто «Белая армия не знала, за что воюет». Спору нет, в любой армии (и Красная в этом отношении отнюдь не была исключением!), тем более комплектуемой на основе массовых мобилизаций, присутствует немалая доля чинов индифферентных, апатичных, душевно и духовно глухих; но имевшие уши в 1919 году могли слышать и должны были услышать голос Верховного Правителя России.
С вопросом о «незнании целей войны» почти неразрывно связан вопрос об «аполитичности армии», которую обычно также выдают за одну из главных причин поражения Колчака. Действительно, принцип «армия вне политики» был провозглашен Верховным Правителем в первые же дни после принятия им полноты власти: так, уже 21 ноября 1918 года он обращался к войскам с приказом, который следовало «прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и командах» (то есть донести буквально до каждого солдата и казака):
«Я требую, чтобы с начавшейся тяжелой боевой и созидательной работой на фронте и в тылу, – офицеры и солдаты изъяли бы из своей среды всякую политику и взаимную партийную борьбу, подрывающую устои Русского Государства и разлагающую нашу молодую Армию…
Всякую попытку извне и изнутри [113]втянуть Армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках Начальников и офицеров средствами».
Те же мысли звучат и в приказе Верховного Главнокомандующего от 23 ноября 1918 года: «Я призываю Вас сплотиться около меня, как первого офицера и солдата, сковать свои ряды воинской дисциплиной, отказаться от всякой политики, партийности, отбросить мелкие личные счеты, интриги и вражду, уже приведшие нас однажды к гибели, и выполнить честно свой долг перед Родиной, с оружием в руках смыть тяжкий позор, на нее наброшенный, очистить ее от предателей и врагов и создать в ней условия мирной и спокойной жизни, когда временная Верховная Власть Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего могла бы передать судьбу Государства в руки народа, предоставив ему устроить Государственное Управление по своей воле, воле свободного, независимого народа, достойного занять подобающее место среди Великих Государств». При этом становится ясным, что приравнивание «аполитичности армии» к «незнанию армией своих целей» является в сущности подменой понятий: «армия вне политики» по Колчаку на самом деле означало «армия вне партийности», вне борьбы политических и политиканствующих группировок, вне дезорганизующих лозунгов и идей.