– Месть?

– Да, но не только. Еще и попытка отменить перемены, подать сигал работавшим с Татьяной – в этом смысле.

– Ясно. В таком случае круг подозреваемых не так велик?

– Несколько тысяч.

– Не людей – групп, я имела в виду.

– Несколько десятков. Россия долгое время оставалась клептократией. Типы, разбогатевшие на развале Советского Союза со своими детками, всегда считали, что весь мир у их ног. А теперь все кругом трещит и усложняется – как везде.

– Даже на самом верху?

– Тем более наверху. Идет борьба за будущую национальную идею России.

– Это никогда не прекратится, – вздохнула Мэри.

– Что верно, то верно.

Она немного подумала.

– Слушай, не буду я прятаться. Не хочу, чтобы думали, будто меня можно запугать.

– Опасность еще не миновала.

– Ты тоже прячешься?

– Да. Я весь отдел перевел в надежное место.

– Но если все дело в русских, как ты утверждаешь, то им нет смысла гоняться за нами?

– Может быть.

– Я хочу встретить их лицом к лицу. Не только русских – всех. Кстати, ежегодная конференция сторон будет в этом году проходить в Цюрихе. Шестое подведение итогов – все соберутся. Мы можем этим воспользоваться, устроить большой сбор в память о Татьяне. Всех созовем, всех наших. Представим на суд публики отчет о достигнутом. Нужен боевой клич. Надо показать, где мы сейчас, как далеко продвинулись и как намерены доводить работу до конца.

– Большой риск.

– Риск всегда большой! Поэтому лучше все сделать совершенно открыто и масштабно. Хватит прятаться от этих уродов!

– Пожалуй.

– Ты прекрасно знаешь, что я права. В противном случае мы лишь будем потакать террористам. Уступим – пойдут новые атаки. Они будут происходить в любом случае. Даже если выявить и уничтожить убийц Татьяны, их место займут новые. Но всех нас не перебьешь.

– Хорошо.

– Что?

– Я сказал: хорошо. Ты начальник, тебе решать. Конференция намечена через три месяца. Мы разошлем приглашения и подготовимся, службы безопасности Швейцарии с нами в одной команде. После смерти Татьяны они переполошились, не исключено, что перекроют всю страну.

– Ага. Армию привлекут, я даже не сомневаюсь. В данном случае чем больше, тем лучше. Весь мир будет наблюдать.

– Ладно.

– Кстати, спусти уже свой спецотдел на этих подонков!

– Уже спустил. Найдем – уничтожим.

– Хорошо. Надеюсь, вы их разыщете.

Мэри позволила телохранителям отвезти себя на новую потайную квартиру, неподалеку от оперного театра. Министр не выходила из дома несколько недель, связываясь с сотрудниками и всеми остальными по телефону и с экрана компьютера. Конференция была задумана как всеобщая периодическая ревизия, отчет о ходе работ должны были представить каждая страна, континент, отрасль, водораздел. Сводки об успехах было намечено дополнять справками о насущных проблемах и препятствиях, мешающим движению к цели. Глобальное положение оценивалось для каждого актора в отдельности – с рейтингами, очками, выводами. Симулянтов ожидало наказание. Время уходит, терпение не резиновое. Роль шерифа играл набор всевозможных санкций и штрафов. Коллективный разум. Мир новой эпохи. Невзирая на радостные реляции и шум, требовалось подвести итоги, уяснить положение и перейти в наступление. Тайному отделу Бадима тоже найдется работа. Мэри созрела для того, чтобы принять идею тайного шерифа и тайных тюрем. Другими словами – гильотины. Выстрел в ночи, атака дрона-невидимки. Чего бы это ни стоило. Поражение, поражение, опять поражение… а вот хер вам, теперь пойдут победы.

Между тем по мере подготовки к конференции поступало немало хороших новостей. На многих фронтах обозначился реальный прорыв. Главный показатель – финансовый сектор назвал бы это индексом, характеризующим состояние всех остальных факторов, – содержание двуокиси углерода в атмосфере за последние четыре года заметно снизилось, причем резко. Подтверждения приходили из множества разных источников. Предыдущие десять лет уровень лишь выравнивался, по обыкновению колеблясь вверх и вниз со сменой времени года, впервые с начала замеров в 60-х годах прошлого века показывая стабильность. Этот результат сам по себе вызвал бурные восторги, теперь же показатель устремился к промежутку между 450 и 445, все еще колеблясь от сезона к сезону, но с каждым годом теряя 5 частей на миллион, причем темп снижения, похоже, тоже нарастал. Это означало, что человечество не только перестало сжигать ископаемое топливо в больших объемах – при жизни нынешнего поколения отказаться от него полностью не представлялось возможным, но и улавливало углерод из воздуха в заметном количестве множеством различных способов. Споры о том, насколько еще велика роль океанов как поглощающего резервуара для продуктов сжигания углеводородов, продолжались, однако теперь существовали «Интернет вещей», «Квантифицированный мир», «Мир как данные», эти системы исследовали проблему со всех сторон, способность океана к поглощению углерода была рассчитана с крайне низкой погрешностью, и ученые сделали вывод, что океан уже порядком насытился за три последних столетия и потому не оказывал заметного воздействия на снижение содержания углекислого газа в атмосфере. Наибольшую часть поглотили новые леса, биоуголь, агролесоводство, поля водорослей, регенеративное сельское хозяйство, сокращение числа и повышение эффективности скотоводческих ферм, прямое улавливание углекислоты из воздуха и тому подобные вещи. За все это платили с превышением затрат в карбон-койнах, курс которых никогда не падал на биржах по отношению к другим валютам. Наоборот, казалось, что доллар США вот-вот уступит карбон-койну роль мировой валюты-гегемона и гаранта стоимости. Разумеется, США активно поддерживали дополнительную денежную единицу, чем, несомненно, объяснялся ее успех; в некотором смысле карбон-койны были похожи на доллары с тем отличием, что вводились в оборот мерами по секвестрации углерода. Это задавало определенный двойственный стандарт или скорее эталон, идущий на смену утраченному золотовалютному стандарту; у мирового сообщества появился новый, углеродный стандарт, который свободно обменивался на доллар. Карбони, как повсеместно теперь назывались карбон-койны, также играли роль резервной валюты для евро, юаня и прочих необеспеченных денежных единиц.

Что самое главное, деньги как таковые полностью перешли на блокчейн, каждая единица учитывалась конгломератом центральных банков в цифровом виде, отчего настоящие фиатные деньги курсировали теперь как зэки в тюрьме с круговым наблюдением в некоем подобии глобального государства, пока еще негласном, вытекающем из самой природы денег. Некоторые рассматривали подотчетность денег как еще один кирпич, уложенный в фундамент тоталитарного строя, однако, управляя глобальным государством через рост забастовок и акций неповиновения, народ получал возможность увидеть, где осели и куда уходят все денежки, от чего переводы в налоговые оазисы и прочие тайники уже не могли укрыться от внимания правоохранительных органов. Цифровое распределение записей в блокчейне через «YourLock» и прочие источники создавало некое подобие народного банка, прямой денежной демократии. Прежние частные криптовалюты теперь использовались исключительно в криминальных сделках, упав в цене до нескольких центов с доллара. Многие инвесторы, у кого еще застряли эти потерявшие стоимость электронные деньги, ждали момента, чтобы от них избавиться с наименьшими потерями. Другие просто-напросто отрезали по живому и сбрасывали криптокойны за сущие гроши. Владельцы криптовалют накопили триллионы единиц, однако триллион, помноженный на ноль, в итоге все равно дает ноль, а потому им ничего не светило. С таким же успехом они могли бы накопить кучу медяков, вот только цена меди была намного выше.