Впереди нас ждало осуществление дела, ради которого мы и прибыли в Город Души. Завтра Фойерен и я должны были встретиться с Королем Желаний и передать ему послание; а значит, через день мы уже будем ехать в поезде в Найтерину, чтобы вернуться к проблеме Ядовитых магов. Кадван же, как мы полагали, получит письмо Фойерена и вернется в Одельтер чуть позже, другой дорогой – а может, в обмен на карточную победу Хитрец и вовсе простит ему «паспортный» долг и отпустит на все четыре стороны.

Пока Хитрец с компаньонами перебирался в новое убежище, я проводила время в салоне Эрсилии. Поскольку все мы, и даже Чьерцем, слабо представляли, что творилось сейчас за кулисами Одельтера, я рассчитывала узнать хоть какую-то новость. О возгораниях, потрясших Империю в ноябре, ничего не было слышно; в мире воцарилось подозрительное спокойствие.

Надо сказать, иногда до нас все же доходили слухи из цесситских газет и сплетни из общества синьорины. Но вряд ли они могли претендовать на достоверность; к тому же самих цесситов происходящее за тридевять земель интересовало не так уж часто. Вот и сегодня вместо одельтерских сенсаций Эрсилия весь день смаковала новость о дерзновенном воре, что пробрался в дом ее сестры Савиенны и «навел в кабинете бардак», – и мне стоило великих усилий изобразить блаженное неведение.

Кадван уже успел сесть на поезд, когда я прибыла в новое убежище по записанному Хитрецом адресу. Компаньоны еще не закончили с размещением, и Фойерен между делом посвятил нас в то, как он собирется вести себя на встрече с Дуакроном… и даже поинтересовался, что мы об этом думаем, – и это было просто удивительно.

Но наше мнение спросили, и все мы согласились в одном: Хитрецу с переломанной ногой отправляться на встречу было не крайне, а прямо-таки безумно опасно. Чьерцем даже предложил вместо него свою кандидатуру, но Фойерен мужественно отказался. Чародею Хитрец велел дожидаться нас в условленном месте.

В одиннадцать мы разошлись спать. Почти все мы любили зимние вечера, однако не каждый из них приносил с собой умиротворение.

Последний сон слетел с Фойерена чуть позже полуночи: нога его с незажившими переломами часто – и особенно в сегодняшнюю разыгравшуюся метель – болела. Поднявшись с постели, Хитрец долго ходил по комнате, и старые полы скрипели под его весом. В половине второго он испытал острую необходимость разбудить Чьерцема; через четверть часа он осуществил желаемое.

– Какого рожна?! Что за нелегкая подняла тебя? – пробурчал чародей в попытке держать заспанные глаза безнарекательно открытыми. – Разве ты не мог подождать до утра?

– Не мог, – бесцветно ответил Фойеренгер. – У меня появилась великолепная идея, как сделать предстоящую встречу с Королем Желаний чуть менее… как вы там говорили… безумной.

Не дожидаясь ответа, Фойерен с ликом святого страдальца попросил чародея сделать что-нибудь с его ногой – что угодно, лишь бы он мог на нее наступать. Когда речь зашла о колдовстве, сонный маг тут же встрепенулся и посерьезнел.

– Как ты уже знаешь, – откашлявшись, начал он низким голосом, – я не специализируюсь на искусстве Избавления и потому не в силах тебя исцелить. Но я могу сделать так, что ты не будешь чувствовать боли.

Месье Васбегард, как никто другой, умел наводить чары, действие которых было сродни опьяняющему морфию.

– Иллюзия, – поддакнул Хитрец.

– Верно. С ее помощью ты спокойно встанешь на ногу. Если тебя будут избивать, резать и колоть, тебе до этого будет мало дела. Но ты можешь не почувствовать смертельных ударов – и, следовательно, рискуешь не пережить предстоящую встречу. Ты действительно готов пойти на это?

Фойерен закивал, не думая, – и в тот же момент на пороге комнаты возникла Джасин. Минутой ранее она лишь подслушивала разговор, но теперь не могла остаться в стороне.

– Уму непостижимо! Я запрещаю! – взвилась доктор, подаваясь вперед так, чтобы встать между чародеем и пациентом. – Он же останется без ноги! У тебя нет сердца, Васбегард!

Впрочем, восклицание мансурской женщины устрашило лишь воздух: Фойерен и Чьерцем оставили ее слова без какой-либо реакции.

– И сколько будет длиться действие твоей иллюзии? – нетерпеливо спросил Хитрец.

– А сколько тебе надо? – язвительно-иронично хмыкнул Чьерцем. – День? Неделю?

– Пару недель, наверное. Но сделай так, чтобы чары затронули только ногу: я все же хочу знать, если мне вдруг изрешетят какой-нибудь жизненно важный орган.

– Тогда смотри мне в глаза и слушай, что я скажу. Внимательно, – понизив голос, произнес Чьерцем, и Хитрец, кивнув, послушно направил взгляд на чародея. – Мои слова – огонь, отраженный на глади воды…

Это не было заклинанием: настоящая магия вообще не признает слов.

Но для фраз Чьерцема была веская причина: чары не всегда действовали на Фойерена. Васбегард говорил, чтобы Хитрец внимал ему, безотрывно смотрел в глаза – и благодаря этому стал восприимчивее для колдовства.

– Готово, – сообщил наконец одельтерский чародей. – Но обожди несколько часов: даже моей воле пробить такого увальня как ты, дорогого стоит.

В тот день Васбегард впервые не взял с Фойерена денег за услугу. «Черт с тобой, – махнул рукой он. – Я же не настолько свиреп, чтобы брать деньги с человека, которого, возможно, обреку своими чарами на гибель». Месье Алентанс удивленно пожал плечами и отпустил чародея досыпать полагавшиеся ему часы.

Гипс на левой ноге был отныне Хитрецу не нужен, и недовольная Джасин, бормоча себе под нос на мансиди, стала его снимать. Аниса Саджайки всегда отличалась терпением; она и теперь терпеливо ждала, пока закостенелые слои размокнут в воде, а затем, перепачкавшись с головы до ног, разрезала их большими ножницами. Взамен лекарь соорудила на голени Хитреца странную конструкцию из тонких ремней и легких прутьев – по ее убеждениям, необходимую для того, чтобы не разошлись кости.

Пополудни, едва только проснувшись, Фойерен потребовал принести ему кухонный ножичек и, получив его, самозабвенно на виду у изумленных компаньонов потыкал им свою ногу. Затем Хитрец привстал, выпрямился, сделал несколько аккуратных шагов и под возглас ужаса Джасин подпрыгнул пару раз на месте.

Окутанная иллюзией нога не чувствовала ничего.

– Потрясающе! Ты превзошел себя, Васбегард, – довольно заключил Хитрец, и чародей, показавшийся на пороге его комнатушки в распоясанном шлафроке, со спутанными от сна волосами, по своему обыкновению, манерно поклонился.

* * *

Игорный дом «Ла Карта Фиерра»[86], принадлежавший некоему синьору Алеманно Скравьено, формально не был в Каполь-кон-Пассьонэ лучшим: ведь чаще всего так величают лишь те заведения, что нарочито подходят для всеобщего пользования. В отличие от подобных богаделен, «Ла Карта Фиерра» располагал весьма ограниченной аудиторией. Можно сказать, это был карточный клуб с внушительными ставками и клиентурой высоких кругов, но синьор Скравьено отбирал претендентов лично.