–Все сложно.

–Выкладывай начистоту, после двух месяцев вязания носочков я медленно соображаю.

–Я… я думаю уехать…

–А если тебя убьют?– мойголос дрогнул.

Саня встал, прошелся по комнате и пристально посмотрел на меня.

–Юля, скажи, что ты по-прежнему любишь меня.

–Громов…

–Пожалуйста, пусть даже это будет неправдой. У меня никого нет кроме тебя.

Я поднялась с кресла, положила Эмили в кроватку Ника и, взяв ее вещи, вышла в ванную. Кинув их в корзину для белья, я присела на стул. По душе моей гулял торнадо. Не знаю почему, но для меня Саня уже давно перестал быть насильником. Да,собственно говоря, я и не знала, что он со мной делал во сне. При его фанатичной любви ко мневряд ли он пользовал меня с целью унизить. Зато совсем недавно я вспоминала, как обрадовалась, увидев его в клубе Сергея и когда он, перепрыгнув через искореженный капот своей машины, бросился грудью защищать меня перед комитетчиками у «Англетера».

Теплые ладони легли мне на плечи, и я поняла, как важна сейчас для моего друга поддержка. Только что в его взгляде я видела бездну. И эти странные разговоры о судьбе дочери. Мне стало страшно от одной мысли, что он решил уйти из жизни. Еще возможно удержать его от последнего шага.

Я поднялась, теперь мы стояли так близко, что его дыхание обжигало меня.

–Я люблю тебя, Громов, и всегда буду любить. Ты же знаешь это.

–Можно я поцелую тебя?–попросил он тихо,–Один только раз, последний, как много лет назад. И я уеду.

–Тебе вовсе не обязательно уезжать,–прошептала я.

–Так да или нет?–настойчиво повторил он свой вопрос.

Здесь камеры Эдвард не догадался повесить, и я, прикрыв глаза, шагнула к Сане еще ближе. Он захватил в плен мои губы и долго с жадностью целовал. У меня закружилась голова и Саняопустился на стул, усадив меня на колени. Громовсмотрел на меня, словно пытаясь запомнить каждую черточку.

–Спасибо тебе, детка.За всё спасибо,–он ещё раз коснулся моих губи, поставив меня на ноги, встал.

–Саня, постой,–чуть не плача, позвала я.

–Мне пора. Я договорился с Фарреллами, что Эми останется у вас. Позаботься о ней, как о родной дочери,–вглазахСаниблеснули слезы, он повернулся и быстрыми шагами вышел из ванной.

Я не могла поверить своим ушам и оторопело уставилась на дверь. Все это походило на сон. Я коснулась губ, опаленных поцелуем, и обхватила себя за плечи, которые только что сжимали сильные пальцы. Я выбежала в комнату и услышала звук отъезжающей машины.

Я упала на диван и, уткнувшись в подушку носом, разревелась.

Скрипнула дверь и послышался голос Роберта.

–Мамочка, не плачь, смотри какие мальчики к тебе пришли.

Я повернулась, вытирая слёзы кулаком.

–Львенок, я ничего не понимаю!

–Пришло время расплачиваться за ошибки, любимая,–муж положил Ника в колыбель к Эми и прилёг рядом со мной.–Саня сегодня улетает в Москву…

–Но как он мог отказаться от своей дочери? Ведь он так ее любит. Или я ошибаюсь? И как Эдвард пошел на это? Почему вы не посоветовались со мной?

Роберт обнял меня и подул мне в лицо:

–Тише, родная, тише.Бумаги еще в работе, и Саня взял два месяца для принятия окончательного решения. Но подумай сама, куда ему ребенок? Ни здоровья, ни работы, ни семьи, да еще на мушке у комитетчиков. Шлепнут его в аэропорту, ребенка сдадут в интернат. А в появлении на свет Эмили виноват я…

–Что ты имеешь в виду?

–Я, ты и Эдвард,– договорил он, с укоризной взглянув на меня.– Я привел Саню в дом, нанял Стеллу, закрывал глаза на их отношения. Отец согласился усадить ее сиделкой подле Сани, хотя девушка собиралась сделать аборт.

–Избавиться от Эми?– ужаснулась я.

Роберт уложил меня к себе на плечо и обнял:

–А в том, что Громов довел Стеллу до преступления, виновата его сумасшедшая страсть к тебе.

–Ты что-то не договариваешь,– я выпуталась из его объятий и села, обхватив колени руками.– Самым странным звеном в этой истории мне кажется смерть Стеллы и столь поспешное решение о принятии чужого ребенка в семью.

–На что ты намекаешь? Что я или Эдвард, вырядившись вертлявым типом, задушили Стеллу?

–Ее смерть была выгодна только нам.

–Ты меня пугаешь!– рассмеялся Роберт.– Продолжай, мне даже интересно, какие мысли сейчас рождаются в твоей подернутой криминалом душе.

–Стелла знала обо мне слишком много такого, что могло бы скомпрометировать нашу семью.

Роберт сел рядом и, достав платок, принялся вытирать потекшую тушь с моего лица.

–Поверь мне на слово, отец здесь ни при чем. Вжизни все возвращается бумерангом. Проверено! Что касается Эми, это мое решение. Саня обратился ко мне спросьбой три дня назад. Он прекрасно знает, что ходит давно по лезвию бритвы. Эдвард не сразу согласился на то, чтобы мы с тобой оформили опекунство. Суткиждалего вердикта.

–А мне почему ничего не сказали?

–Разве ты откажешься принять малышку, оставшуюся фактически круглой сиротой?

–Ее отец жив!

–Джу, это решение Сани. И у него есть два месяца, чтобы его изменить.

–Нет у него этих двух месяцев,– я вскочила с дивана и прошлась по комнате.– Мы прикипим к Эми, а он найдет себе очередную потаскуху и явится за малышкой.

Роберт с усмешкой наблюдал за мной.

–Что ты улыбаешься?

–Ты до сих пор его любишь. И он, зная это, сошел с ума, изыскивая способы вернуть тебя.

–Я люблю тебя,– отрезала я и, упав в кресло, закрыла лицо руками.

В дверь постучали.Робертраспахнулдверь.

–Чего барабанишь! Детей разбудишь.

Эдвард вошел в комнату и проворчал:

–Мы ужинать будем или нет? Я после самолетных бутербродов ничего не ел еще.

Я открыла глаза и удивленно уставилась на него.

–То есть ты, без моего ведома сделал меня еще раз матерью, а теперь требуешь индюшатины и вина?

Он рассмеялся:

–Всего-навсего помогаю тебе быстрее выполнить план по детям. Хорошая девочка, мне правда ее жалко. Или ты хочешь отдать Эми в детский дом?

Простые слова Фаррелла-старшего отрезвили мгновенно. Мне вдруг стало стыдно. Мои любимые мужчины совершили благородный поступок, а я брыкаюсь, как иноходец и во всех смертных грехах их обвиняю.

–Нет, конечно,– встала я и заглянула в кроватку. Дети спали нос к носу и сердце мое окончательно растаяло.– Только с вас няня и подтяжка груди после того, как она отвиснет у меня до пупа.

–Ничего у тебя не отвиснет,– Роберт чмокнул меня в щеку.