Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как все-таки тебя зовут? — снова поинтересовалась Зина, в глубине души возмущаясь, что малышка вот так летит одна и ей даже не оказали психологическую помощь.
— А знаете, — снова влезла вездесущая дама. — Говорят, в первые часы после трагедии кто-то перечислил триста тысяч долларов благотворительной помощи. На эти деньги закупили лекарства и оборудование. Многих раненых удалось спасти.
— Дай Бог здоровья этим людям, — отгоняя подступившие слезы, проговорила Зина и снова принялась ласково тормошить девочку.
Иван решил ей помочь и представился первым.
— Меня зовут Иван, а мою жену — Зина. А тебя? — обратился он к ребенку.
Девочка посмотрела на Бессараба чуть ожившим взглядом и еле слышно прошептала:
— Лиля.
Он потерял отсчет времени. Сколько уже прошло? Год или десять? Лишь вокруг серый туман. Даже собственных рук не видно. Если бы они, конечно, у него были. Он чувствовал, что томится от безысходности. От необходимости ждать. Там, в мире смертных, жизнь постепенно наладилась. И его близкие время от времени вспоминали его и даже посещали нелепое сооружение со скульптурами и надгробиями. Разговаривали с ним. Будто бы он мог ответить. Но больше ничего не происходило. Серое марево то сгущалось, то немного рассеивалось над ним. Кто он? Агнец или подлец? До сих пор не нашлось ответа. Слишком много дурных поступков среди маленьких подвигов. Спасенная от злой болячки девочка, молодая мать, отвоеванная у сутенеров. Другая женщина, главная в его прежней жизни, не потерявшая веру в себя и в людей. Старик-нищий, не умерший с голоду, спасшийся благодаря вовремя поданной милостыни. Соседский мальчишка, которого встретил в магазине и довез до дома, а его, оказывается, поджидали с ножами два отморозка. Случайно спасенная жизнь. Да мало ли. Мало. Слишком много дурного, разбивающего чужую жизнь на куски. И гибель родителей, как главный крест, что предстоит нести. Сколько еще ждать? И у кого спросить об этом?
Там, внизу, любимая женщина принесла цветы. Торопливо разложила их по белому мрамору и погладила каменную плиту.
— Не сердись, я поступила, как мне подсказала совесть, — прошептала она. — Может, и тебе там зачтется.
Он залюбовался знакомыми и родными чертами, ощутил боль, вспоминая прикосновение этих рук, и, отвлекшись, не сразу заметил, как рассеивается мгла.
— Твоей душе дается еще одна возможность дать начало новой жизни, — послышался громогласный голос.
Он бросил взгляд вниз: по аллее, усыпанной красным толченым камнем, любимая катила коляску и неспешно переговаривалась с подругой. Заметил, как сужается воронка. Еще несколько секунд, и он навсегда забудет об этой женщине. Такое уже случалось. Но невозможно вот так отпустить ее.
— Можно приступать? — чуть слышно спросил он, твердо зная, что его услышат. Ответом стал громогласный хохот.
Он рванул вниз, в белую круговерть, и успел в самый последний момент проскользнуть между скручивающимися воедино лепестками полусферы, надежной границы между мирами. Недавно зародившаяся клетка магнитом притянула душу, ниспосланную свыше.
— Мне уже неделю кажется, что я на второй заход пошла, — пробормотала Лиля, остановившись с коляской посреди аллеи
— С моим братом немудрено, — авторитетно заявила Хлоя и, обняв растерянную невестку, ласково добавила: — Пусть в этот раз будет девочка.
— Стефания*, — заговорщицки улыбнулась Лиля.
* — Греческое христианское имя Стефан соответствует венгерскому Иштван.