Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В первой работе говорилось о том, как манил Восток женщин-затворниц, которые никогда нигде не бывали дальше своей деревни или даже дальше порога. Они пускались в долгое странствие на поиски новых земель, чужих обычаев.
Где, как не в странствии, было им сбросить с плеч гнет бытовой рутины? И не важно, сколько им было лет. Бригитта Шведская выступила в поход в шестьдесят восемь. Женщины разного воспитания, разного круга, не страшась кривотолков, бросали все и отправлялись в путь.
Жозефина черкнула на полях: «Нельзя не отметить, что в эту эпоху женщины не находятся всецело во власти супруга. Они сильны и решительны. Они вовсе не сидят по домам в поясе верности. Очередной предрассудок!»
Анна Комнина сражалась бок о бок с мужем, носила кольчугу и шлем, стреляла из лука, управлялась с катапультой, держалась на войне как мужчина и, ко всему прочему, нашла время рассказать о своих похождениях: «Немало дам вступили в ряды крестоносцев, немало девиц последовали за отцами. Столько мужчин и женщин пустились тогда разом в путь, сколько никому не приходилось видеть прежде. Множество безоружных людей — бессчетные, как песок, как звезды на небе, — в плащах с вышитыми крестами и пальмовыми ветвями, мужчины, женщины и дети шли и шли прочь из страны. Словно ручейки и речушки стекались отовсюду в единую реку».
Жозефина снова пометила: «Свидетельство Анны Комниной интересно тем, что речь идет о Первом крестовом походе (1095–1099). Это первое упоминание об участии женщин».
Первое и единственное.
Она отложила ручку и задумалась.
История пишется мужчинами. Они и рады присвоить себе все лавры! Какая честь воевать бок о бок со слабыми женщинами? В рассказах о своих боевых подвигах они предпочли об этом скромно умолчать…
Во второй статье говорилось, в каких условиях разворачивалось путешествие.
От крестоносца требовалось иметь «храброе сердце, верную глотку и тугую мошну».
«Храброе сердце» — чтобы не свернуть с полдороги. Среди женщин были такие, кто давал обет дойти до Иерусалима, но, забоявшись, поворачивал назад. Например, королева Иоанна Неаполитанская наняла человека, чтобы он совершил паломничество за нее. Ей это ставили в упрек.
«Верная глотка» — чтобы не выдавать тайн, не бахвалиться перед неверными, не болтать лишнего.
«Тугая мошна» — потому что предприятие обходилось недешево. Часто говорили даже о трех мошнах: одна — с терпением, вторая — с верой, третья — с золотом.
Третья статья была посвящена политической роли женщин в Крестовых походах.
Им нередко приходилось управлять вместо мужей королевствами, которые крестоносцы создавали на завоеванных землях. Они участвовали в сражениях, ловко вели переговоры. Памятная эпоха женской эмансипации…
В статье пересказывалась история французской королевы Маргариты, супруги Людовика Святого, как ее приводит в своей хронике Жуанвиль. Это была женщины выдающейся красоты. Она отправилась в поход вместе с супругом; несколько их детей родились на Востоке. И именно она вывезла в Париж терновый венец Христа, который константинопольский император заложил ростовщикам. Его поместили в часовне Сент-Шапель, построенной в 1248 году.
Она готовила поход в Святую землю и руководила им наравне с мужем. Королевская семья отчалила из порта Эг-Морт на трех парусных судах: «Королева», «Принцесса» и «Монжуа». Трюмы были набиты до отказа провиантом, зерном, вином. Две с половиной тысячи рыцарей, конюших, оруженосцев, восемь тысяч коней. Король и королева оставили пышные платья дома и оделись как простые паломники.
В свирепую бурю корабль намертво сел на мель. Фрейлины обратились к королеве: «Ваше Величество, прикажете ли будить детей?» — «Не будите и не поднимайте их, — был ответ, — они отправятся к Господу во сне».
Жозефина несколько раз перечитала рассказ, восхищаясь благородством души Маргариты. Ни пугливой суеты, ни тени сомнения. Она верила Господу и вручала ему свою судьбу.
Собственные мелкие страхи вдруг показались ей ничтожными, собственные молитвы — лишенными всякой духовности.
В Дамиетте, в Египте, королеве привелось играть ключевую политическую роль. Несмотря на деликатное положение — она снова ожидала ребенка, — ей пришлось удерживать город от врага, пока не подошло подкрепление, и удерживать одной: короля одолела жестокая болезнь. Она разрешилась от бремени в разгар осады. Младенца назвали Тристаном[44]— «ибо он появился на свет в годину тяжких скорбей». Еще прикованная к постели, она обратилась к рыцарям: «Сеньоры, во имя Господа, не дайте неверным захватить город! Ибо вам известно, что для Его Величества это погибель. Сжальтесь над этим слабым отпрыском [новорожденным Тристаном]… Продержитесь до тех пор, пока я не встану с одра».
И вскоре она вернулась в ряды защитников Дамиетты и держалась как настоящий военачальник.
Эти женщины не только не боялись сражений, бурь, боли, холода и голода, но и сурово упрекали мужей и сыновей, если тем случалось дать слабину. Одна женщина, негодуя на трусость сына, крикнула ему в сердцах: «Ты хочешь бежать, сын мой? Так беги назад, в утробу, что выносила тебя!..»
Жозефина читала и думала…
Неужели они так-таки никогда ничего не боялись?
Конечно, им случалось трепетать, но они бросались вперед.
Словно стоит рвануться вперед — и страх сам собой исчезает.
Она записала на бумажке: «Перешагнуть через страх. Идти вперед… Писать что угодно, лишь бы писать».
Внимательно посмотрела на свою запись. Перечитала вслух.
Да, но в Средние века все было проще, снова заводила она про себя, мир был проще… Люди верили в Бога. Их вело одно-единственное призвание. Мечта была прекрасна. Дело — благородно.
В те времена в страхе видели происки лукавого. Нужно было верить в Бога, источник света и радости, чтобы не поддаться бесам страха. Таков был завет отцов-пустынников — отшельников, которые ушли от людей, чтобы постичь смысл Нового Завета. Их учение было просто и ясно. Они учили всему, что нынче утрачено: вере, радости, готовности рисковать, спокойствию духа. Тот, кто верит, действует без колебаний, а тот, кого одолевает демон, печалится, у того меланхолия — «чернота в душе».
Сегодня страх сковывает нас по рукам и ногам. Сегодня мы уже ни во что не верим.
Какая тут духовность, какое сверхличное начало?.. Вера в Бога, в любовь к ближнему — что сегодня вызывают у блестящих умов эти слова, как не презрительную ухмылку?..
Она подолгу сидела задумавшись. Вставала, шла на кухню за плиткой молочного шоколада с миндалем, съедала полоску, другую, третью, читала газету, почесывала брюхо Дю Геклену, который разлегся у ее ног. «Ты все это умеешь, а, псина моя?.. Умеешь?» Он щурился, отводил взгляд, замерев, словно отгородившись от нее удовольствием. «Тебе на это вообще наплевать, да?.. В миске у тебя всегда есть корм, а когда ты тянешь меня к двери, я тут же веду тебя гулять…»