В последнее время, впрочем, дела шли не так гладко, как раньше. Повсюду. В Китае сплошные проволочки из-за стандартов качества. Нужно все время самому быть на месте, следить за процессом производства, внедрять систему контроля, добиваться, чтобы проводили тестирование. Нужно бывать там каждый месяц дней по десять, не меньше. А он что? Ушел с головой в семейное счастье, в Китай ездил все меньше, положился на тамошних партнеров, — а зря, ох как зря!.. Ему определенно нужен толковый помощник. Молодой, неженатый, чтобы его можно было отправлять в разъезды. Но сколько он ни пытался нанять помощника, всякий раз очередной претендент, не успев присесть, осведомлялся: сколько недель отпуска, по какой ставке оплачиваются сверхурочные, сколько дается на деловые расходы, что входит в медстраховку? Возмущался, что слишком много командировок или что поездка оплачивается не в первом классе. «А я-то, — стонал Марсель, — по всему миру строил заводы, а ездил чуть не в багажном отделении!..» Раньше, когда он жил с Зубочисткой, он таки поколесил: Китай, Россия, Восточная Европа, жизнь на чемоданах! А сегодня ему слетать в Софию и обратно — как путешествие вокруг света. Между тем основной объем производства у его компании — за границей. В разных странах у него двенадцать тысяч сотрудников, во Франции всего четыреста. Вот и кумекай.

Особенно много проблем с Китаем.

Раньше рабочая сила там стоила гроши, но теперь ее стоимость все растет — на десять процентов в год. Множество фирм побросали дела в Китае и спешно перевели производство еще дальше, в другие страны. Самое ходовое направление сейчас — Вьетнам. Но во Вьетнам тоже надо ехать! Осваивать культуру страны, язык, всему учиться, все начинать с нуля!

Еще одна головная боль с Китаем — подделки. Рядом с одним из его заводов выстроили местный и давай штамповать копии с его моделей. И продавать их за полцены в Европу, конкурентам. Он было поднял шум — так ему тут же впаяли разбирательство: дескать, это он выпускает подделки! Не говоря уж про французскую таможню. Те не знают, что придумать, каждый день какие-нибудь новые требования к продуктам китайского производства. Ему даже пришлось заказывать картонные поддоны, а потом и деревянные: риск эпидемии.

И экономический кризис не обошел Китай стороной. Куча заводов закрывается — нет заказов. Или потому что американцы не погасили долги. Заводы банкротятся и сами ничего не выплачивают, что задолжали. Директора растворяются в воздухе. На помощь местных властей, чтобы их разыскать, рассчитывать не приходится.

Господи, дурдом-то какой…

Он сунулся было в Россию. Открыл завод, отправил туда макеты, вложил средства. Все как в воду кануло! Даже пальмы в кадках из холла и те сперли! Ничего вернуть не удалось. Потом он как-то встретил человека, который руководил «русским проектом», так тот от него сиганул на ту сторону улицы. А в одиночку поди повоюй… Не Россия, а какой-то Дикий Запад. Закон кольта.

Сократить объем производства тоже нельзя: на плаву сейчас удерживаются только крупные компании. Мелкие закрываются одна за другой.

Марсель чувствовал, что глаз у него притупился. Усталость, годы, охота побездельничать… В следующем году ему шестьдесят девять. Не мальчик уже! Хотя и чувствует себя отменно.

В шестьдесят лет еще не старик, твердил Марсель про себя. Куда там! Он припомнил, как выглядел в его годы собственный отец: высохший, как курага, лицо желтое, морщинистое, губы запали, потому что нет зубов, глаза провалились в черные глазницы… А в нем струится жизнь, кипит энергия! Правда, по лестнице подниматься — уже одышка. На той неделе не дошел до третьего этажа, дурно стало. Уцепился за перила, держась за сердце, еле вскарабкался на последнюю ступеньку.

Жозиане он об этом рассказывать не стал.

У него тогда поплыло перед глазами, сердце словно кто-то стиснул, в правом боку стрельнула резкая боль. Он так и замер, не донеся ногу до ступеньки. Потом отдышался и медленно пошел дальше, отсчитывая шаги, чтобы не кружилась голова. Не пойдет он к врачу, дудки! С этими коновалами, известно, приходишь здоровым человеком, а выходишь — ногами вперед. Отец у него, опять же, какой ни желтый, а прожил до девяноста двух лет, и ноги его у врача не было. Единственное исключение Марсель делал для стоматолога. Стоматолог у него мировой мужик, с ним и пошутить можно, и в винах он разбирается, и любитель красивых женщин. Но прочие… От прочих он бежал как черт от ладана и прекрасно себя чувствовал.

В постели с лапочкой у него, между прочим, сердце никогда не подводило. Никакой одышки. Какие тут еще кардиограммы?

И все же, все же…

Надо подыскать себе помощника. Молодого, сообразительного, ловкого, деловитого, чтобы не боялся перетрудиться, чтобы был готов разъезжать по две недели в месяц. Но такого еще поискать.

Когда явился Шаваль, Марсель нет-нет да и заколебался.

Жозиане он об этом не сказал, но вообще-то Шавалю он ответил так: «Заходите в другой раз, попозже, я не знаю, нужен ли мне кто-нибудь на ваше место, а главное, не уверен, можно ли вам еще доверять». Шаваль, конечно, воздел руки к небу, посыпал голову пеплом, принялся клясть себя за грех молодости, напомнил, как трудился верой и правдой, — и то, сотрудник он был неплохой, что говорить, очень неплохой, пока вожжа под хвост не попала и он не сбежал к конкурентам. Есть от чего колебаться… Можно ли довериться тому, кто раз тебя предал? Может, простить? Списать предательство на ошибку юности, на амбициозность зубастого юнца, которому всегда мало власти и денег…

Ведь он неплохо справлялся, Шаваль-то. Ох как неплохо. Был у него директором по продажам. Всегда безошибочно чуял верную сделку, никогда не ошибался в расчетах. Тогда и Жозиана пробивала его наверх. Сейчас-то другое дело! Прознай она, что он берет Шаваля обратно, — такой скандал закатит!

Так что, ясное дело, ему совсем не улыбалось, чтобы лапочка снова вышла на работу. Совсем не улыбалось.

Из этих невеселых мыслей Марселя вывел стук в дверь.

— Гм-гм! Можно войти, или я не вовремя? — раздался голосок Младшенького. — May I come in or am I intruding?

— Что он там лопочет? — переспросила Жозиана, поспешно набрасывая одежду.

— Спрашивает, можно ли войти.

— Сейчас, милый, сейчас! — торопливо крикнула Жозиана, путаясь в юбке, блузке, колготках, не попадая крючками в петли. — А ты что копаешься? — накинулась она на мужа.

— Вы в постели? Одеты или раздеты? — продолжал Младшенький.

— Черт… Да скажи ты ему что-нибудь, придумай! Сам же меня втравил…

— Можно подумать, ты была против, — ухмыльнулся в ответ Марсель. Он уже пришел в себя.

— Сейчас, сынок, сейчас! — твердила Жозиана, тщетно разыскивая на постели белье.

— Не спешите, я подожду. Take it easy, life without love is not worth living! And I know perfectly well how much you love each other…[42]