Прошли годы, тревожное детство Ивана IV закончилось[273], и среди надежд и восторгов подданных он взошел на престол своего отца, когда хан Казани, которая со времен правления Василия была независима от Москвы, отправил в Россию большую армию и разграбил местность вокруг столицы. Высланные против него войска проникли в самое сердце Казани; хан поспешно бежал и укрылся в ногайских степях, а его супруга с детьми была взята в плен и доставлена в Москву[274]; и русские, разместив в городе сильный гарнизон и поставив там своего наместника, распустили остальную часть войска. Но два года спустя казанцы восстали против московитов, которые гибли во всех частях города от яда или кинжала; и, отправив гонца в Астрахань, они просили султана Едигера прийти и защитить их от врагов и в награду за помощь предложили ему престол. Известие о том, что мусульмане устроили резню их соотечественников, вся Россия встретила ужасом и негодованием, и против мятежников незамедлительно выступила большая рать, которая в результате кампании, длившейся шестнадцать месяцев, завоевала всю местность вокруг Казани, но при этом так и не смогла взять сам город. В конце концов осада настолько изнурила и подорвала моральный дух русских войск, что они стали громко требовать возвращения на родину; некоторые из них, по-прежнему намеренные стоять до конца, заявили, что отступить сейчас было бы позором и если они вернутся домой, ничего не добившись столькими трудами и кровопролитием, то станут предметом насмешек и презрения всех русских патриотов. Как только царь узнал о таких настроениях, он вместе с князь ями Курбским, Адашевым и Серебряным поспешил к Казани с подкреплениями, сопровождаемый крупным флотом судов, которые шли по Волге и в течение всей кампании обеспечивали армию провизией, фуражом и боеприпасами из Нижнего Новгорода, а также позволял быстрее и легче доставлять солдат, чем долгий и утомительный марш. Русские заранее построили город на небольшой реке возле Казани и назвали его Свияжск, и там они выгрузили с кораблей и собрали все свои запасы; пушки и батальон конных мушкетеров, которых ввел в армии покойный царь Василий, составляли самую важную часть их сил; по обычаю русские войска были разделены на три больших крыла, или дивизии, каждая из которых делилась на роты со своей отдельной организацией – этот порядок весьма напоминает тот, что был принят в огромных ратях Чингисхана.

Как только Иван прибыл к главному штабу русских войск у Казани, он попытался возродить в них мужество, которое уже начало их покидать. Перед солдатами зачитали обращение митрополита, который увещевал недовольных, призывая к покорности. Среди прочих наставлений митрополит Сильвестр говорит: «Соблюдайте Божьи заповеди и не пренебрегайте служением церкви, ходите пред ним честно и трезво, без невоздержанности, мятежа и недовольства. Храбро бейтесь с неверными, вооруженные кинжалом веры, и не знайте покоя, пока не прогоните их с земли, и не брейте бороды, чтобы заслужить милость Всевышнего, награду государя и благословение церкви». Однако недовольные солдаты не стали слушать ни государя, ни священников и даже напали на более отважных своих товарищей, которые желали продолжать войну. Иван бросился между противниками и со своими офицерами заставил их разойтись; они угрожали ему расправой, и никакие обещания добычи и высоких почестей не могли заставить их отказаться от намерения вернуться в Россию; поэтому царь, к своей величайшей досаде, вынужден был уступить их желанию, ибо приближалась зима, и даже самые восторженные его приверженцы заявили, что теперь, с уменьшенными силами, среди снега и льда, продолжать осаду будет невозможно.

Когда Иван вернулся в Москву, его ожидало еще одно разочарование; триста ремесленников и механиков, отправленных по его просьбе императором Карлом V в Любек, чтобы оттуда отправиться в Россию, были остановлены там купцами из Ливонии, которые в самых ужасных красках описали им империю и ее правительство и написали германскому правителю, что весьма опасно посылать мастеров для обучения тамошнего народа, ибо тот столь жесток и многочислен, что при достаточном вооружении может сокрушить не только Ливонию, но и половину Европы[275]. Царь твердо вознамерился в будущем отомстить за это оскорбление ливонцам, но покамест его полностью занимали казанские дела.

Сразу же по прибытии в столицу он созвал всех начальников недовольной части своей армии, которая составила целых 2 тысячи человек, во дворец на пир, где, по московскому обыкновению, подарил каждому великолепное платье. Зачинщикам он раздал одежду из черного бархата, а затем, обратившись к ним, стал говорить о поведении солдат в Казани, их отказе подчиниться его приказам и попытке убить его; он сказал, что, какую бы скорбь ни причинил ему бунт подданных, он еще горше опечалился, узнав, что подстрекателями недовольства оказались те, к кому он питал безоговорочное доверие, кто звались и должны были быть его советниками, и что теперь всем, кто еще надеется хоть на каплю жалости, следует немедленно признать свои заблуждения и отдаться на милость царя. Некоторые бросились на колени и выразили раскаяние, другие остались немы и неподвижны, а большинство в страхе и изумлении взмолились о том, чтобы им оставили хотя бы жизнь; но Иван приказал сразу же схватить и казнить главных преступников, менее виновных освободил после короткого заключения, а остальных полностью помиловал при условии, что они докажут раскаяние и верность своей храбростью перед воротами Казани.

Той же весной Иван, которому было почти двадцать два года, снова вышел с армией в 300 тысяч человек, встал лагерем на прежнем месте у холма, где стояла татарская столица, и сразу же начал осаду. Его отец Василий ввел небольшой корпус пехоты в свои вооруженные силы, но она, хотя, как правило, была наиболее эффективной при штурме крепости, на протяжении многих лет не поддерживалась в боеготовом состоянии и не нравилась москвичам, которые не привыкли ходить пешком и обычно проезжали верхом за стены захваченного города, а во время отступления им сильно мешали их длинные кафтаны. Сила русской армии в бою обычно заключалась в их первом мощном натиске. Если их противник устоял перед ударом, они редко выигрывали большое преимущество при столкновении с равным числом врага на открытом поле.