Спокойно продолжая подрубать платок, онаспросила Флору, говорил ли ей мистер Кленнэм о том, где живет рекомендуемая имшвея? Получив отрицательный ответ, Крошка Доррит сказала, что ей понятнаделикатность мистера Кленнэма, но что он, верно, отнесся бы одобрительно к еерешению доверить Флоре свою тайну, а потому с позволения Флоры она сейчас жеэто и сделает. Позволение было дано незамедлительно, и за этим последовал рассказ,в котором истории самой Крошки Доррит уделено было лишь несколько скупых слов,все же остальное представляло собой пространный и пламенный панегирик ее отцу.Флора слушала все это с непритворным участием, время от времени вставляясочувственные замечания, ничуть не похожие на ее обычную бессвязную болтовню.

Когда настало время обеда, Флора взяла подруку свою новую подопечную, повела ее вниз и представила Патриарху и мистеруПанксу, которые уже сидели в полной готовности за столом. (Тетушка мистера Ф. понездоровью обедала на этот раз в своей комнате.) Каждый из упомянутыхджентльменов встретил новую знакомую по-своему: Патриарх взглянул на нее так,словно оказывал ей неоценимую услугу, и сказал, что рад ее видеть, рад еевидеть; а мистер Панкс в виде приветствия произвел носом свой излюбленный звук.

Застенчивая от природы, Крошка Доррит всегдаиспытывала неловкость в обществе чужих людей, а тут еще Флора не давала ейопомниться, настойчиво потчуя то вином, то каким-нибудь особенно лакомымблюдом. Но больше всего смущал ее своим поведением мистер Панкс. Она сперварешила было, что этот джентльмен — живописец-портретист, и для того такпристально рассматривает ее, поминутно заглядывая в записную книжку, лежащуюрядом с его прибором. Но так как он ничего не рисовал, а беседу велисключительно делового свойства, она мало-помалу пришла к мысли, что это, можетбыть, поверенный одного из кредиторов ее отца и в его карманном гроссбухепроставлена сумма долгов. И сразу же ей показалось, будто сопенье мистера Панксавыражает нетерпение и гнев, а громкое фырканье — требование уплаты.

Однако и эта догадка была опровергнутастранными и необъяснимыми действиями самого мистера Панкса. Прошло с полчаса стех пор, как встали из-за стола, Крошка Доррит одна сидела в гостиной заработой. Флора после обеда удалилась «отдохнуть» в соседнюю комнату, откудаминуту спустя разнесся на весь дом запах спиртного. Патриарх мирно спал встоловой, разинув рот и прикрыв желтым носовым платком свою человеколюбивуюлысину. В этот-то час тишины и покоя возник па пороге гостиной мистер Панкс иучтиво поклонился Крошке Доррит.

— Скучаете, мисс Доррит? — осведомился онвполголоса.

— Нет, сэр, благодарю вас, — ответила КрошкаДоррит.

— Ага, работа не дает скучать, — заметилПанкс, на цыпочках прокрадываясь в комнату. — А это что же такое будет, миссДоррит?

— Носовые платки.

— Да ну? Вот никогда бы не подумал, — сказалПанкс, совершенно не глядя на платки, но зато в упор глядя на Крошку Доррит. —Вам, должно быть, любопытно, кто я такой. Хотите, скажу? Я предсказательбудущего.

У Крошки Доррит мелькнуло в голове: уж непомешанный ли он?

— Я телом и душой принадлежу хозяину, — сказалПанкс. — Моего хозяина вы видели за обедом. Но случается мне заниматься кой-чеми на собственный страх и риск, — негласно, мисс Доррит, совершенно негласно.

Крошка Доррит смотрела на него растерянно и снекоторой опаской.

— Дайте-ка мне взглянуть на вашу руку. —сказал Панкс. — Интересно, что я там увижу. Надеюсь, я не мешаю вам?

Он очень мешал ей, настолько мешал, что она отдуши желала бы избавиться от его присутствия, но тем не менее она послушноотложила работу и подала ему левую руку, не сняв наперстка с пальца.

— Так, долгие годы труда, — сказал почтишепотом Панкс, водя толстым пальцем по ее ладони. — А впрочем, для того мы исозданы, чтобы трудиться. Для чего же еще? Э-э… погодите! — Он пристальновгляделся в какую-то линию. — Что это тут такое, с решетками? Да это тюрьма! Акто вот это, в сером халате и черной бархатной ермолке? Чей-то отец! А это кто,с кларнетом под мышкой? Чей-то дядя! А вот это, в балетных туфельках? Чья-то сестра!А это что за молодчик, слоняющийся туда-сюда? Чей-то брат! А кто же вот это, завсех за них думающий и печалующийся? Ба, да это вы, мисс Доррит!

Ее изумленный взгляд встретился с еговзглядом, и она вдруг нашла, что в этих острых сверлящих глазках светитсягораздо больше ума и доброты, нежели ей показалось за обедом. Но он тотчас жеснова склонился над ее рукой, не дав ей времени убедиться в правильности своеговпечатления.

— Вот тебе и раз! — пробормотал Панкс,отчеркивая корявым пальцем какую-то линию у нее на ладони. — Разрази меня бог,если это не я своей собственной персоной, вот тут, в уголке! С какой бы статимне сюда затесаться? Что за этим кроется?

Он медленно довел палец до запястья, потомобвел запястье кругом и при этом повернул ее руку, как будто хотел посмотреть,что же за этим кроется.

— Что-нибудь дурное? — спросила Крошка Доррит,улыбаясь.

— Вовсе нет, разрази меня бог, — сказал Панкс.— Но как вы думаете, что?

— Об этом мне следовало бы спросить у вас. Яведь не умею предсказывать будущее.

— Верно, — согласился Панкс. — Так вы хотитезнать — что? Придет время, узнаете, мисс Доррит.

Медленно, как бы нехотя, выпустив ее руку, онвсклокочил пальцами свои вихры, отчего они приняли особенно зловещий вид, иповторил с расстановкой:

— Запомните мои слова, мисс Доррит. Придетвремя, и вы узнаете.

Она не могла скрыть своего удивления по поводутого, что ему вообще так много о ней известно.

— А, ну вот, конечно! — воскликнул Панкс,указывая на нее пальцем. — Вот этого-то как раз и не надо, мисс Дорритг никогдане надо!

Еще более удивленная и, пожалуй, дажеиспуганная, она смотрела на него, ожидая объяснения.

— Не надо вот этого, — сказал Панкс и,подражая ей, скорчил гримасу удивления, которая вышла у него необыкновенносмешной, хоть он вовсе не собирался шутить. — Никогда не надо. Где бы вы меняни увидели, при каких бы обстоятельствах вы меня ни увидели. Я — никто. Незамечайте меня. Не упоминайте обо мне. Не обращайте на меня внимания. Обещаете,мисс Доррит?

— Я, право, не знаю, что ответить, — сказалаКрошка Доррит, окончательно сбитая с толку. — Но почему?