Предложение лорда Китченера было исключительно в интересах русских, а принимая во внимание то, что британское правительство выступало гарантом выполнения платежей, оно стало в высшей степени своевременным и естественным. Однако оно больно затронуло амбиции русских экспертов в области артиллерии – больше ученых, чем артиллеристов-практиков, – которые через два года войны все еще не поняли, насколько важны бесперебойные поставки снарядов.

Было необходимо изложить дело перед более высоким руководством.

К сожалению, сменивший летом 1915 г. Сухомлинова на посту военного министра генерал Поливанов 20 марта был вынужден оставить свою должность. В направленном в его адрес письме царя говорилось, что его императорское величество полагает, что в такие серьезные времена он должен иметь на посту военного министра человека, которому он мог бы полностью доверять и который не столь тесно сотрудничал бы с неофициальными организациями, открыто высказывающими враждебное отношение к правительству.

Поливанов, несомненно, был самым талантливым военным организатором во всей России, и его отставка стала катастрофой. Император никогда не любил его, но правдой было и то, что бывший министр считал свою работу в Военно-промышленном комитете более важной, чем прямые обязанности по службе. Комитет, хотя и являлся неофициальной организацией, полностью работал на государственные средства, и его противники утверждали, что для многих это была просто ширма, под прикрытием которой они уклонялись от службы на переднем крае. На фронте же широко распространились такие шутливые загадки: «Что такое армия? Армия – это сборище людей, которым не удалось избежать военной службы. А что такое неофициальные организации? Это большие сборища людей, которым удалось избежать военной службы». Душой комитета являлся октябрист М. Гучков, который после получившего широкую огласку скандала с Распутиным открыто был провозглашен врагом царского двора. В возглавляемый им комитет входило много политиков, обязанностью которых были публичные выступления антиправительственного характера. Кроме того, многие непредвзятые лица считали, что средства, которые организация тратит на нужды малого производства, было бы разумнее потратить на развитие уже существующих государственных предприятий. В Артиллерийском управлении, где, разумеется, ненавидели комитет и его деятельность, открыто отмечали, что единственным представительством комитета на местах, где было сделано хоть что-то, о чем стоило говорить, был филиал в Одессе, работу которого возглавлял генерал артиллерии.

Заместитель председателя Думы Протопопов, с которым мне довелось отужинать перед тем, как он отправился с парламентской делегацией в поездку по столицам стран-союзниц, естественно, как капиталист открыто отзывался о Военно-промышленном комитете, возглавляемом Гучковым и Коноваловым, как об опасном сообществе синдикалистов. Он подчеркивал, что из множества сотрудников 68 подкомитетов можно назвать несколько имен тех, которые действительно работают, что «такие есть даже в центральном комитете». Он считал, что эта организация стала прямым виновником последней стачки на Путиловском предприятии, так как его члены имели привычку ездить на этот завод и спрашивать персонал о том, довольны ли они своим положением, «будто есть хоть один рабочий, который когда-либо был бы доволен этим». Протопопов настаивал на том, что отставка Поливанова стала «политически необходимой».

Разумеется, вокруг этого человека ходило множество историй. Говорили, что вскоре после своего назначения на должность военного министра Поливанову стало известно о том, что за каждый заказ хозяева Балтийского судоремонтного завода и других промышленных предприятий платили по 2 % комиссионных. Большая часть этих денег попадала к некоему лицу по фамилии Г., покровителю сестры балерины, близкой к высоким кругам. В квартире Г. видели ту балерину и одного из великих князей, имевшего косвенное отношение к Артиллерийскому управлению.

Затем появилась удивительная история об инженере по фамилии Братолюбов, которая казалась невероятной, но которую поведал мне член Думы, поручившийся за ее достоверность. Этот инженер прибыл в Ставку главнокомандующего и заявил, что изобрел огонь, который невозможно потушить. Все сразу же заинтересовались этим изобретением, решив, что такую прекрасную вещь нужно обязательно применить против Берлина. Император лично поручил своему брату великому князю Михаилу убедиться в том, чтобы изобретателя снабдили всем необходимым для продолжения экспериментов.

Братолюбов приехал в Петроград, имея на руках распоряжение, подписанное великим князем Михаилом и адресованное начальнику Военно-технического управления генералу Мильянту[28].

Генерала обязали предоставить в распоряжение инженера автомобиль. Кроме того, инженер имел на руках официальные указания на выделение в его распоряжение рабочих, территории и средств на проведение экспериментов. Все это выполнялось до одного прекрасного дня, когда к оплате было предъявлено предписание о выплате 14 млн рублей золотом (около 1,5 млн фунтов стерлингов), а также за содержание больших зданий и свободных площадей на Каменноостровском проспекте и в окрестностях Балтийского вокзала.

Мильянт доложил об этом Поливанову, который направил своего начальника штаба в Ставку для выяснения обстоятельств дела. Братолюбова арестовали, но выпустили, как говорили, после вмешательства Распутина. Выяснилось, что имела место афера на сумму более 100 тыс. рублей.

Независимо от того, насколько достоверными были эти истории, стало ясно, что у Поливанова имелись могущественные противники в высших сферах, которые особенно сильно противились вмешательству в свои не очень честные дела.

Я договорился с ним о встрече во второй половине дня 26 апреля.

Генерал был очень угнетен. Он рассказал мне, что министр императорского двора граф Фредерикс как-то вечером в яхт-клубе в разговоре о смене министров отозвался о нем следующим образом: «Он очень умен, но очень опасен. К тому же он чересчур увлечен идеями парламентаризма». Генерал посетовал, что в Англии или во Франции он не потерял бы свой пост по такой причине.

По словам Поливанова, с того времени, когда в 1915 г. он занял свой кабинет, ему удалось выполнить три большие задачи:

1. Создание резерва численностью 800 тыс. человек неподалеку от фронта и еще миллион человек во внутренних районах империи.

2. Решение проблемы нехватки винтовок и снарядов.

3. Введение постоянной системы, по которой солдаты отправляются на фронт только после прохождения трехмесячного обучения.

Возможно, министру, как никому другому, принадлежит основная заслуга в улучшении положения в русской армии к началу лета 1916 г., но главным фактором здесь все же было отсутствие активных боевых действий еще зимой.

Поскольку мне не удалось заручиться значительной поддержкой в Артиллерийском управлении, я решил обратиться к начальнику Генерального штаба генералу Беляеву М.С., с которым встретился 17 апреля. Генерал поддержал британскую точку зрения и с негодованием отметил, что русским генералам-артиллеристам должно быть известно о том, что армия испытывает трудности со снарядами. По словам Беляева, японцы также жаловались на излишний педантизм русских инспекторов. Он упомянул, что кое у кого из руководителей Артиллерийского управления сыновья служили в Америке на должностях младших инспекторов. В конце концов генерал пообещал мне поговорить с новым военным министром генералом Шуваевым Д.С. Позднее мне стало известно, что Беляев мало преуспел в этом. Он сообщил мне, что новый министр, «бедняга, просто перегружен сейчас делами по своему ведомству». Когда он видел его, тот сидел за столом, безуспешно пытаясь разобраться с бумагами. По словам великого князя Сергея, новый министр просто «ничего не знал».