Осенью 1907 года Борис Панаев был командирован в Петербург, в Офицерскую кавалерийскую школу. Существовавшая с марта 1882-го, она готовила офицеров кавалерии к командованию эскадроном. Курс обучения, начавшийся 1 октября, был рассчитан почти на два года.

Переменный состав школы делился на младший и старший курсы, каждый из которых — на три смены. Офицеры распределялись по сменам в зависимости от степени выездки лошади и посадки всадника. Будучи прекрасным наездником, Борис Панаев был зачислен в первую смену. Занятия начинались в 8 часов утра и заканчивались в 16 часов. Офицеры изучали в школе тактику и историю конницы, правила верховой езды, воспитание и выездку лошадей. Ученику ежедневно требовалось объездить в манеже четырех лошадей: собственную, казенно-офицерскую, доездку и выездку. Кроме того, проводились практические занятия по фехтованию, вольтижировке, рубке, ковке лошадей.

В Офицерской кавалерийской школе Борис Панаев славился как великолепный дрессировщик. В школу он привез свою любимую лошадь — кобылу Дрофу. Сослуживец Панаева вспоминал о том, как увидел его на занятиях в манеже: «Вдруг с его головы падает фуражка. Он отдал лошади поводья. Подъехал на ней к фуражке, лошадь зубами схватила фуражку и подала ее всаднику.

— Ого, да она у вас ученая, — сказал я, подъезжая к Панаеву.

Он сконфузился за свою любимицу.

— Это очень полезно, — сказал он мне, — в поле иногда ветром сдунет или за ветку зацепишься и уронишь фуражку. Не нужно слезать. Но она и больше умеет.

И, ездя шагом, он ронял, как бы терял, то платок, то портсигар, и лошадь сейчас же замечала потерю, останавливалась, находила и подавала всаднику.

Потом он прыгал на ней через один поставленный стул, заставлял ее ложиться.

— Моя любимица, — сказал он, слезая и нежно лаская лошадь, — мы с ней сюда вместе в вагоне ехали».

Летом школа принимала участие в маневрах в Красном Селе, а затем отправлялась на парфорсные охоты в белорусский город Поставы, где у графа Пжездецкого арендовались большие угодья с разнообразным ландшафтом. Офицеры младшего курса с 1 по 25 августа должны были выполнить двенадцать упражнений «Охота по искусственному следу», постепенно увеличивая дистанцию с 4 до 10,5 километра, офицеры старшего курса с 25 августа по 10 сентября — семь таких упражнений дистанциями от 8,5 до 21,5 километра. Тем, кто выдержал эти сложнейшие испытания, давалась краткая характеристика «Может ехать на любой лошади» — высшая оценка для кавалериста.

Выпускные экзамены в школе Панаев сдал блестяще — преподаватели говорили, что он знает предметы лучше их самих. На экзамене по ковке лошади Борис подковал все четыре ноги за то время, пока другие экзаменуемые ковали одну. Начальник школы генерал-майор Василий Александрович Химец, имевший славу одного из лучших кавалеристов России, уговаривал талантливого офицера остаться в школе штатным преподавателем, но он предпочел вернуться в родной полк, по которому очень соскучился.

За время отсутствия в части Бориса Панаева произошло радостное событие — 6 декабря 1907 года в русской кавалерии были возрождены гусарские полки. После четвертьвекового перерыва ахтырцы снова стали гусарами. В апреле 1908-го полк получил красивую форму, состоявшую из меховой шапки в виде кивера с белым султаном, однобортного доломана, на груди которого в пять рядов нашивался золотой шнур, суконных гусарских брюк — чакчир крапового цвета и коротких сапог-ботиков с металлическими розетками. В то время как пять возрожденных гусарских полков получили обмундирование темно-зеленого и светло-синего цветов, а четыре — темно-синего, ахтырцы сохранили свой «фирменный» коричневый цвет доломанов. Забегая вперед скажем, что 26 августа 1912 года в честь столетия Бородинской битвы полку было присвоено шефство его бывшего командира Дениса Давыдова.

Приветствуя возрождение гусарских полков, Лев Панаев написал стихотворение:

13 августа 1909 года Борис Панаев был произведен в чин ротмистра. Уже по традиции в тот же день получил повышение и брат Бориса Лев — он стал штабс-ротмистром (год спустя Лев был переименован в штабс-ротмистры гвардии). Радостное известие пришло и от самого младшего Панаева, мичмана Платона, — он получил под командование новую канонерскую лодку «Сибиряк», входившую в состав созданной год назад Амурской речной флотилии.

В начале 1910-х годов появились первые публикации Бориса Панаева в русской военной прессе. В брошюре «Офицерская аттестация» он предлагал, чтобы офицеры ежегодно аттестовались комиссией, избираемой из их же среды. А статья «Пика», опубликованная в журнале Офицерской кавалерийской школы «Вестник русской конницы», сыграла решающую роль в том, что во всей русской кавалерии был возрожден этот род оружия. Во время «драгунской реформы» 1882-го пики, ранее состоявшие на вооружении всех кавалерийских полков, были оставлены только первым шеренгам лейб-гвардейских кирасир и улан. В своей статье ротмистр Панаев так горячо доказывал несправедливость подобного отношения к пике, что в итоге его доводы были признаны Военным министерством убедительными. И в 1913 году на вооружение первых шеренг всех полков русской кавалерии была принята новая стальная пика, которая была значительно легче прежней, образца 1862-го. Ахтырские гусары искренне радовались за однополчанина, а Борис отпраздновал победу своей идеи необычным образом: из Меджибожа он верхом съездил на богомолье в город Ахтырку, где в Свято-Покровском соборе хранилась икона Ахтырской Божьей Матери. Во время этой поездки Борис все время держал в руке новую пику, чтобы показать, как она легка и удобна. (В скобках заметим, что пика образца 1910 года состояла на вооружении русской и советской кавалерии вплоть до Великой Отечественной войны.)

Своего рода квинтэссенцией размышлений Бориса Панаева об армейской службе и роли кавалерийского офицера в полку стала небольшая книга «Командиру эскадрона к бою». В ней Борис Панаев писал: «Раз решена атака, она должна быть доведена до конца, т. е. до последнего солдата. Поворот солдат во время атаки недопустим ни в каком случае, — ни проволоки, ни волчьи ямы, — ничто не служит оправданием “ретирады”. Жалок начальник, атака части которого не удалась, а он цел и невредим.