Он ударился грудью о покатый борт тепловоза и заскользил вниз, судорожно царапая ногтями и подошвами кроссовок по стальной обшивке локомотива. Обломав несколько ногтей и разодрав в кровь пальцы, он все же зацепился левой рукой за стык приваренных друг к другу листов обшивки. Задержав скольжение, он уже уверенно встал ногами на локомотивную сцепку.

Отцепленный состав остался далеко позади. Оглянувшись назад, Евгений даже не смог разглядеть лиц выглядывающих из вагона людей.

Переведя дух на обретенной точке опоры и наметив себе выступающие фрагменты обшивки, за которые можно было ухватиться руками или опереться ногами, он начал взбираться на крышу тепловоза. Когда до крыши оставалось уже менее метра, Евгений вытянул из-за спины свой автомат, снял его с плеча, ухватил оружие за пистолетную рукоятку одной рукой, молниеносно поднял над крышей и, нажав на спуск, повел стволом из стороны в сторону. Выпустив длинную очередь, Евгений сам вынырнул из-за борта, готовясь перевести огонь на залегшего на крыше диверсанта. «Надстройки... Кожух воздухозаборника...» Взгляд командира штурмовой группы стремительно пробежал по крыше тепловоза от заднего борта до кабины машинистов. Крыша оказалась пуста. Осокин вернулся в кабину. Евгений понял, что вместо открытого боя с диверсантом, на который он мысленно настроился, ему предстоит не менее жестокая схватка за жизни захваченных Осокиным заложников. Осознав это, Евгений начал осторожно продвигаться по крыше к кабине тепловоза. Несколько часов назад он точно так же пробирался по крыше ракетного тягача. Но тогда в кабине не было заложников, да и управляющий тягачом диверсант был куда менее опасен, чем его нынешний противник.

Добравшись до переднего края крыши, Евгений улегся на живот и, свесившись с борта тепловоза, попытался дотянуться до ручки кабинной двери. Но дверь оказалась расположена слишком низко, и все его усилия оказались тщетными. «Может, залечь на крыше и дождаться, когда Осокин сам спрыгнет с тепловоза, стреножить очередью по ногам и взять без всякого риска? – мелькнула в голове рациональная мысль, но он сейчас же отогнал ее от себя. – Нет! Ждать нельзя. Прежде чем покинуть тепловоз, он убьет и девушку, и машиниста. Атаковать Осокина нужно сейчас, пока он не убил заложников». Евгений оглянулся, ища иной путь в кабину машинистов, помимо запертой двери. Его взгляд остановился на разделенном металлической перегородкой лобовом стекле локомотива. Оценив ширину стекла, Евгений решил, что смог бы протиснуться в оконный проем. Проникновение в кабину машинистов через лобовое стекло несущегося на полной скорости тепловоза, да еще с упреждением ожидающего нападения диверсанта, казалось совершенно невероятным. Но все же Евгений решил, что сумеет реализовать свой сумасшедший план.

Вновь отстегнув от своего автомата ремень, он обвязал его вокруг манипулятора стеклоочистителя, установленного над лобовым стеклом кабины машинистов. Захлестнув другой конец ремня вокруг кисти левой руки, Евгений встал на край крыши, спиной вперед, и прицелился из автомата в оказавшееся под ним лобовое стекло тепловозной кабины. Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, он нажал на спуск и, увидев, как разваливается выбитое выстрелами стекло, прыгнул вниз, целясь ногами в ощерившуюся осколками оконную нишу...

С пистолетом, поднятым стволом вверх, Стен застыл посреди кабины. Такого просто не могло быть, ведь он своими глазами видел, как помощник машиниста, прежде чем боец спецназа втащил его в вагон, разомкнул сцепку. Тепловоз отцепился – и вагон начал отдаляться от него. Значит, те двое спецназовцев, которые выбили дверь вагона, никак не могли попасть на тепловоз. Одного из них он ранил (жаль, не убил), причем ранил серьезно. Вот второго достать не успел. «Ну так что с того?! Пусть живой и здоровый, но он остался в вагоне! В отцепленномвагоне! Каким бы асом он ни был, ему не попасть на тепловоз! Но, черт возьми! Что же означают эти звуки на крыше?! – Стен взглянул на стоящую в метре от него Юлю. – Девчонка, похоже, ничего не слышит. – Диверсант перевел взгляд на лежащего без движения машиниста. – Старик все еще в отключке. Так, может, мне просто показалось и у меня от напряжения едет крыша?»

В этот момент откуда-то сверху ударил автомат, и вся кабина мгновенно наполнилась грохотом выстрелов. Стен инстинктивно пригнулся, спасаясь от невидимых пуль, и пропустил момент, когда в рассыпавшееся лобовое стекло ногами вперед влетел человек. Диверсант тут же развернулся к окну и нажал на спуск, посылая в несуществующее лобовое стекло две пули. Но человек, ворвавшийся в кабину, уже оказался на полу...

Ноги провалились в пустоту кабины. «Оконный проем! – Евгений едва успел отвернуть лицо от застрявшего в раме остроконечного осколка стекла. Осколок царапнул по шее, разрезав воротник десантного комбинезона. – Кресло машиниста – пустое! Все!» Евгений упал на согнутые ноги. Инерция швырнула его на пол, но в падении он успел окинуть взглядом узкое пространство тепловозной кабины. Осокин стоял посредине, но, мгновенно развернувшись к окну, дважды выстрелил и... опоздал. Промазал! Но сам тут же ушел в сторону и, схватив за руку девушку (на свою беду, она оказалась слишком близко к нему), поставил ее перед собой, прикрывшись заложницей. Не поднимаясь с пола, Евгений перекатился к нему и ногой подбил ноги девушки. Она упала, открыв верхнюю часть туловища диверсанта. Евгений мгновенно поймал в прицел его левую руку, в которой Осокин сжимал пистолет, и нажал на спуск. Сухо щелкнул спусковой механизм, но ударник сработал вхолостую. В магазине кончились патроны...

Стен увидел нацеленный на себя автомат, заметил, как дернулся его ствол. Но выстрел, который должен был последовать за этим, так и не прозвучал. Стен проворно направил на противника пистолет и только тогда узнал его. Перед ним был его бывший сослуживец Евгений Кудрявцев – любимчик Федорова, также возглавлявший одну из штурмовых групп «Каскада»...

Диверсант лишь на мгновение промедлил с выстрелом. Но этого мгновения как раз хватило Евгению, чтобы ударить носком кроссовки по его кистевому суставу и выбить из руки Стена пистолет. После этого Евгений откатился в сторону и, вскочив на ноги, встал в боевую стойку. Его противник хищно оскалился. Он даже не попытался подобрать с пола выбитый из руки пистолет, а вместо этого молниеносным движением выдернул из пристегнутых к поясу ножен обоюдоострый метательный нож. Собственный боевой нож Евгения находился в застегнутых ножнах, под полой его десантной куртки, что было равносильно его отсутствию: добраться до ножа майор уже не успевал. Но и штурмовой автомат с расстрелянным магазином в его руках тоже являлся грозным оружием рукопашного боя.

Два бойца, вооруженные один ножом, второй – разряженным автоматом, застыли друг перед другом, готовясь к броску. Осокин ударил первым, целясь острием ножа в грудь Кудрявцева. Евгений отбил автоматом его выброшенную вперед руку и тут же получил мощнейший удар кулаком в лицо. Первый выпад Осокина оказался ложным, зато удар в переносицу должен был сразить противника наповал. Но Евгений успел наклонить голову и подставить под кулак Осокина собственный лоб, чем спас свою жизнь. Однако удар диверсанта сбил его с ног и опрокинул на спину. Продолжая атаку, Осокин взмахнул ножом, целясь Евгению в горло. Тот прикрыл горло правой рукой, и лезвие ножа до кости рассекло подставленный локоть. Хлынувшая из раны кровь брызнула Евгению в лицо. Увидев залитое кровью лицо своего врага, Осокин хищно оскалился: