Сама она вела себя так, будто ничего не случилось. Екатерина отличалась удивительной терпеливостью. В Испании переговоры о ее браке с принцем Артуром тянулись десять лет. В Англии вдовствующая принцесса более семи лет ждала, пока завершатся обсуждения условий нашей помолвки. Поэтому она с легкостью пережила то время, что пролетело с начала «великого королевского дела».

Ей нравилось главенствовать на праздничных церемониях. Она продумывала мельчайшие детали, вплоть до выбора подарочных шкатулок для каждой кухарки или судомойки. Придворные ценили ее внимание, им льстило, что добрая королева Екатерина думает о них.

Добрая королева Екатерина. Это обращение раздражало меня. Каждое ее появление — а с недавнего времени она полюбила общаться с народом — люди приветствовали, пылко восхваляя «благословенную королеву Екатерину». Чем радостнее ее встречали, тем чаще она выходила к подданным. По нескольку раз на дню Екатерину можно было увидеть на балконе, или же она прогуливалась по дворцовым дворам, предназначенным для общего пользования. Она расточала улыбки и добрые пожелания, разбрасывала сувениры и монеты только ради того, чтобы услышать, как хвалят ее и ругают меня. Пришлось запретить ей это удовольствие, невзирая на ее крайнее огорчение.

Однако в течение тех двенадцати рождественских дней мы проявляли уместное дружелюбие по отношению друг к другу, стараясь не замечать огромной трещины в наших отношениях.

Анне пришлось жить затворницей, поскольку никакой роли на этих праздниках ей не отводилось, а времена, когда она могла появиться при дворе как простая фрейлина, давно прошли. Она не покидала своих покоев и бродила по ним в глубокой задумчивости. Заглянув к ней как-то вечером, я обнаружил ее в скверном настроении. То был особый вечер — Двенадцатая ночь. Однако в апартаментах Анны царило отнюдь не праздничное настроение. Меня встретила разгневанная фурия.

В будуаре тускло мерцала одна свеча. Анна облачилась в ночную рубашку из рубинового бархата и распустила по плечам струящиеся черные волосы. В мерцающем зловещем свете она выглядела сверхъестественным, почти безумным существом.

Едва я вступил на порог, ко мне бросилось черно-красное привидение. Дьяволица…

— Не устали ли вы веселиться? — завизжала она.

Огонек свечи двоился в ее глазах, и казалось, они метали искры.

— Устал, — ответил я.

— А я устала торчать здесь в одиночестве! До меня доносилась лишь развеселая музыка…

Она резко отвернулась.

— Музыку вы частенько слышали и раньше. И услышите вновь.

У меня трещала голова от утомления. Я искал утешения, а не пламенных страстей.

— Когда же? — кинулась ко мне Анна. — Сколько лет мне придется праздновать Рождество в затворничестве? Вы бросили меня одну…

Как же болит голова… Яркое пламя камина, всегда радовавшее мой взор, как будто померкло. Мне было очень неприятно, но я выпрямился, собравшись с духом, и сказал:

— Простите, сударыня. Я не намерен навязывать вам свое общество. И мне не нравится выслушивать брань. Доброй ночи.

Не дав ей времени возразить, я покинул комнату и закрыл за собой дверь.

Недолго думая, я направился к Екатерине. Умиротворяющей, доброй Екатерине.

Когда я вошел, фрейлина расчесывала щеткой ее волосы. Они были длинными и на концах еще сохранили медовый оттенок. Но в целом их цвет напомнил грязновато-бурые воды Темзы.

Заметив меня, Екатерина поднялась, с улыбкой взяла меня за руку и подвела к мягкому креслу. И села как можно ближе. Сияя глазами, она подалась вперед.

— Я так рада, что вы пришли повидать меня! — воскликнула она.

Я молча улыбнулся в ответ.

В камине тихо потрескивали охваченные пламенем дрова. Я подошел к нему и тут услышал жутковатое завывание разыгравшейся за окнами снежной вьюги. Переплеты дребезжали на ветру. Как чудесно отдыхать сейчас в теплой комнате.

От хорошо разгоревшихся дров веяло жаром. Остановившись в пяти шагах от камина, я протянул к нему ледяные руки. Екатерина присоединилась ко мне — хотя она едва ли мерзла.

Лицо ее озаряла радостная улыбка. В отблесках огня мне привиделась милая девушка, которую я встретил в далекой юности. Но потом Екатерина тоже принялась укорять меня.

— Вы теперь не заходите ко мне… мы больше не видимся за общими трапезами… Я сижу здесь, забытая и отвергнутая, в моих покоях пусто, как в чистилище…

Она с такой силой вцепилась в мою руку, что я мог думать только о том, как освободиться.

А принцесса продолжала жаловаться, припоминая мои оплошности и оскорбления, нанесенные ее особе. Я уже мысленно взмолился, чтобы у нее отсох язык. Но она и не думала умолкать. Тогда я разозлился.

— Вы сами виноваты в том, что чувствуете себя отверженной и заброшенной! — вскричал я и, понизив голос, добавил: — Вы же распоряжаетесь на своей половине и можете делать все, что угодно, жить так, как вам заблагорассудится!

— Но лишь с позволения мужа, — произнесла она с шутливым подобострастием.

— У вас нет мужа! — вспыльчиво возразил я. — Он умер, умер почти тридцать лет тому назад! А я не муж вам. Я уже получил заключения знаменитых ученых богословов!

Екатерина гордо выпрямилась.

— Ученые! Глупцы и невежды. Вы сами знаете правду.

— Да, знаю. И эту правду указал мне Бог.

— Решать будет Папа, — самодовольно заявила она. — Ему известна Божья воля.

Божья воля. Что понимает в этом Климент? Теологи разбираются в вопросах веры гораздо лучше.

— Слово за сведущими учеными лучших университетов, досконально изучающими наше дело. А если и после этого Папа не решит его в мою пользу, то я обвиню его самого в ереси и перестану подчиняться ему.

Дрова в камине затрещали, выпустив сноп искр. Неужели я действительно сказал то, что думал? Екатерина пристально смотрела на меня. Тем не менее сказанного не воротишь. Покинув ее покои, я пошел обратно в Анне.

Я поведал ей о случившемся, о том, что наговорил Екатерине. Вырвавшиеся у меня слова испугали меня самого. Но Анну взволновал лишь мой визит к незаконной супруге, а не вызов папской власти.

Стоя в бархатной ночной рубашке у двери в свою спальню, она горько рассмеялась.

— Вам следовало быть умнее и не спорить с испанкой, — заметила она, переведя дух. — Вам еще ни разу не удавалось переубедить ее…

Я собирался возмутиться, но ее мрачный вид заставил меня помедлить.

— Однажды ее доводы настолько убедят вас, что вы решите примириться с ней, — печально произнесла она со слезами в голосе.

Я запротестовал, но Анна жестом вынудила меня замолчать. Ее глаза увлажнились, а по-лисьи заостренное лицо задрожало от едва сдерживаемых рыданий.

— Ради вас я отказалась от всего, — плаксиво протянула она, намеренно держа дверь полузакрытой, чтобы я не мог войти и обнять ее. — А теперь поняла, что вы вернетесь к Екатерине. Вас обяжут сделать это. Я отвергла несколько выгодных предложений руки и сердца, а нынче на меня уже никто не обращает внимания. Меня считают королевской шлюхой! Моя юность пропала понапрасну! Мне не остается ничего, кроме… Я даже не представляю, что теперь будет со мной!