В мирных переговорах с турками, конечно же, участвовал Чесменский победитель – Алексей Орлов. Внешне поездка Григория выглядела логично: он должен был поддержать брата в трудных переговорах. Хотя вспыльчивый, гордый, нетерпеливый и искренний Григорий, казалось, меньше всех подходил для долгих, непростых дипломатических игр.

В это время оба Орлова находились на вершине славы. Братья воистину погеройствовали: Алексей – при Чесме, Григорий – в Москве. В честь их подвигов воздвигли памятные колонны. После победы при Чесме Алексей Орлов получил прибавку к титулу и стал именоваться графом Орловым-Чесменским. Отчеканили медаль: на лицевой ее стороне – профиль Екатерины в короне, а на обратной стороне – флот турок и надпись «БЫЛ».

Братья Орловы вскоре поймут, что «БЫЛ» относилось не только к погибшему турецкому флоту.

Весной 1772 года великолепное посольство отправлялось из Царского Села в долгую поездку. Глава посольства Григорий Орлов был ослепителен в камзоле, осыпанном бриллиантами. Бриллианты покрывали также ножны и эфес его шпаги, поля его шляпы и даже пряжки туфель.

Отправлявшаяся с ним свита представляла маленький царский двор – камергеры, камер-пажи, маршалы. Сергей Михайлович Соловьев приводит восторженные слова Екатерины, адресованные парижской корреспондентке: «Мои ангелы мира, думаю, находятся теперь лицом к лицу с этими дрянными турецкими бородачами. Граф Орлов, который без преувеличения самый красивый человек своего времени, должен казаться действительно ангелом перед этим мужичьем; у него свита блестящая и отборная; и мой посол не презирает великолепия и блеска».

Посольство покинуло Царское Село. Впереди – долгий путь в турецкую деревушку, где планировалось заключить мир с турками…

После бесконечной дороги в двенадцать тысяч километров Григорий встретился с братом. Отпраздновали встречу и приступили к делу. Но за столом переговоров с турками Григорий вел себя привычно – как своевольный «большой ребенок». Он написал Екатерине, что хочет продолжать войну с турками, собирается захватить Византию, попросил назначить его главнокомандующим… Но тут примчался гонец из Петербурга. Он привез ошеломляющую новость, после чего переговоры прервались – главный переговорщик Григорий Орлов исчез…

Загоняя лошадей, бросив посольство, переговоры и брата, Григорий помчался обратно в Петербург. Произошло невероятное: Орлов, всесильный фаворит на протяжении двенадцати лет, с которым она прощалась с такой любовью и нежностью, этот «ангел мира» – брошен! В покоях фаворита поселился другой…

Только теперь Григорий понял, почему они с братом оказались за тысячу миль от Петербурга. Она отослала их обоих, чтобы безопасно довершить задуманное.

Впоследствии она напишет «Исповедь» и в ней так объяснит происшедшее: «Сей [Григорий. – Э. Р.] бы век остался, если б сам не скучал…» Под «скучал» подразумевается «изменял». Да, Орлов изменял, и часто… Но благодаря отлично поставленной работе тайной полиции и, конечно же, доносам придворных она не могла не знать об этом прежде. К тому же Григорий не старался скрывать свои мимолетные увлечения. Как писал о нем французский дипломат Корберон: «По природе простой русский мужик, он остался таким до конца… Он любит, как ест, и может довольствоваться калмычкой и чухонкой, так же как самой красивой придворной дамой». Так что она знала. И терпела. Более того, прямо перед отъездом Григория в последний вечер она прилюдно расточала нежности. Все придворные отметили страсть любовников. «Они открыто не удерживались от взаимных ласк». Как писал все тот же Корберон: «…Она обладает редким даром притворства, во всей Империи нет лучшей комедиантки». Она сделала всё, чтобы он уехал успокоенным. Чтобы она могла в безопасности совершить этот любовный переворот. Екатерина продолжала его опасаться…

Новым обитателем покоев Григория Орлова стал конногвардеец Александр Семенович Васильчиков. Очутившись на месте Орлова, он сразу получил звание камер-юнкера, а затем камергера. Это любовное происшествие разочаровало людей, преклонявшихся перед Императрицей. Английский посланник писал о заслуженном всемирном авторитете Екатерины, который она уронила историей с Васильчиковым. Она, мудрая законодательница, великая Просветительница, любимица Вольтера и Дидро – и вдруг такая недостойная прихоть: безвестный и явно заурядный караульный офицер. Тем более что Григорий Орлов своим пренебрежением к почестям, щедростью и бесстрашием, проявленным в недавнем сражении с чумой, снискал уважение у дипломатического корпуса. «Из друзей императрицы, быть может, один только Орлов имел силу давать ей смелые и достойные уважения советы», – писал Корберон. И вот теперь…

Прусский посланник Сольмс, конечно же, моментально информировал своего повелителя о новости, купленной у придворных: «Хотя до сих пор все держится в тайне, но никто из приближенных не сомневается, что Васильчиков находится уже в полной милости у императрицы; в этом убедились особенно с того дня, когда он был пожалован камер-юнкером… Он уже занял апартаменты на первом этаже, где прежде жил Орлов. Лакеи и горничные озабочены и недовольны – они любили Орлова. И боятся своеволия нового повелителя».

Однако новый любовник оказался так же скромен, как и безлик. Ему было тотчас пожаловано 100 тысяч рублей плюс 7 тысяч крестьян из Новороссии, превращенных в крепостных, а также драгоценностей на 50 тысяч. Сияние бриллиантов со времен Меншикова – признак власти. Камзол французского покроя а-ля Людовик Пятнадцатый, броня из бриллиантов плюс усыпанные бриллиантами шляпа, шпага, пуговицы, пряжки башмаков – таков должен быть костюм, достойный Фаворита. Небогатому Васильчикову драгоценности были необходимы, чтобы «выглядел как человек».

Григорий уже приближался к столице, но… На подъезде к Петербургу его встретили своеобразные караулы новой Любви. Его остановили. Объяснили: все приехавшие с юга подлежат карантину. Одновременно передали письмо. Вчерашняя Катенька, преданная возлюбленная, исчезла. Подданному писала Императрица. И она приказывала Григорию Орлову по случаю карантина жить под Петербургом в его собственном имении – в недостроенном дворце в Гатчине. Она запретила ему Петербург… «Ангел Гришенька» «был», исчез во времени. Теперь она именовала его «гатчинским помещиком». Ему пришлось повиноваться…

Петербург погрузился в своеобразный траур по умершей Любви. Екатерина открыла свой бездонный водный резервуар и много плакала. Иностранные посланники должны были увидеть, как тяжело ей дается расставание с любимым.

Зная мятежный характер бесстрашного любовника, она приказала сменить замки в апартаментах – своих и Фаворита. Во дворце выставили усиленную охрану. Но мятежным Григорий был в прошлом. Любовная история заканчивалась мирно – обменом многочисленными письмами. Фельдъегеря непрерывно скакали между Гатчиной и Петербургом. В этих письмах она вновь была нежной Катенькой. Просила графа Григория Григорьевича забыть прошлое, взывала к его совести, которая должна была избавить их от взаимно тягостных объяснений. Она успокаивала, писала о необходимости временной разлуки, которая «полезна быть может». Временной?! Он понимал, что повелительница лжет, но подданному пришлось верить.