глядишь, Павлуша нас разыщет. С ним не пропадём! И ты, Полюшка, напрасно не тоскуй...

Сноха ничего не ответила. Невольно поддаваясь её настроению, Тихон Маркяныч тоже снял шапку, подставил голову мягкому ветерку.

— У нас, должно, дюжей распогодилось! И бузлики[48] проклюнулись, и скворцов полные сады. Наша земелька на тепло отзывчивая! Такой нигде нема...

4

Брезжило в памяти светлое воспоминание: вдвоём с мамой приехали они на поезде в Пятигорск, где временно служил отец. Запомнились Фаине, семилетней девчушке, громадины гор, достающих до неба, множество цветников, толпы гуляющих, необыкновенно красивые наряды тётенек, говоривших доброжелательно и весело. Вода, которой лечились курортники, ей ужасно не понравилась. Поэтому и слово «курортники», услышанное от мамы, представлялось каким-то колючим. Ещё осталось в памяти, как на обратном пути, на вокзале в Невинномысской, впервые лакомилась обрезками медовых сот, источающих аромат разнотравья, а в широкой бороде продавца, запутавшись, жужжала пчела...

На этот раз Фаина добиралась до Пятигорска в кабине полуторки, везущей подарки ставропольских швейников — простыни и пижамы. Доехали за день. У подножия Машука, где размещался в двухэтажных зданиях бывшего санатория эвакогоспиталь, вовсю цвели абрикосы и алыча и было не по-апрельски жарко. С чемоданчиком в руке вошла Фаина в приёмную начальника госпиталя. Подуставшая к вечеру секретарша, томная дама с золотыми серьгами, расспросив, отослала культсотрудницу к замполиту Перепеченову. Кабинет капитана находился по соседству. Фаина постучала в дверь, за которой слышался приглушённый разговор.

— Войдите! — раздражённо отозвался баритон.

В небольшой комнате, высвеченной лучами, скучал, откинувшись на спинку кресла, брюнет в лётчицком кителе. Напротив его стола, на краешке дивана, сидела, нервно комкая в руке кружевной платочек, стройная медичка в подсинённом халатике. Не скрывая досады на своём припудренном лице, она отвела глаза, блеснувшие слезами, к окну и сделала вид, что следит за перепархивающими по ветке кизила синицами.

Капитан, по всему, был большим ценителем женщин. Узнав, что Фаина командирована в подшефный госпиталь крайкомом комсомола для организации досуга пациентов, растаял в улыбке:

— Как своевременно! У нас дело с отдыхом явно хромает. Скука и однообразное, понимаете, течение лечебного процесса. А надо ковать кадры для фронта! Люди после тяжёлых ранений, операций. Им чего хочется? Отдыха, музыки. Потанцевать с красивой девушкой. Жизнь есть жизнь... э-э...

— Фаина Станиславовна.

— Прекрасное имя-отчество! Да, Фаиночка, людей нужно воодушевлять.

— Мне выйти или остаться? — вдруг порывисто встала медичка, поворачивая голову к замполиту.

— Разумеется, вы свободны, — ответил тот подчёркнуто официальным тоном.

— Я зайду к вам позже, — обернулась у двери полногрудая блондинка, медля и пряча под чепчик выбившуюся прядь.

— Я занят!

— Вы же освободитесь, надеюсь...

— Нина Андреевна, не заставляйте повышать голос, — насмешливо бросил капитан, подморгнув Фаине, как бы ища дружеского понимания.

— Прошу извинения, Игорь Анатольевич, — с напускной вежливостью выпалила уходящая и громко захлопнула дверь.

Красавец замполит пожал плечами.

— Как говорится, шерше ля фам. Наша главная медсестра. Всего лишь. Но с большими претензиями... Уверен, что у вас другой характер.

— Почему? — не без иронии спросила Фаина.

— По взгляду видно. Знаете, Фаиночка, есть такая наука — фи... физиогномика. По чертам лица определяется характер человека, его умственные способности и так далее. Я, знаете ли, хлебнул войны. Был политруком в эскадрилье, провожал героев в полёты... Но не будем об этом! А вы, Фаиночка, сохранили утончённость... э-э... нежный облик.

— Какой вы провидец, товарищ капитан, — съязвила Фаина. — Комплиментщик! Так вот... Сначала я занималась подпольной работой. В городе. А затем находилась в сельской местности с партизанской группой. И не провожала героев в полёты, а выполняла задания. Награждена медалью «За боевые заслуги».

— Интересно!

— Товарищ капитан, к путёвке приложена моя характеристика. А сейчас, если можно, поселите меня и решите вопрос с питанием.

— Увы, все койки заполнены. Но для вас... Найдём! Беру под личное покровительство, так сказать... И вообще, отношусь к культуре положительно! Поэтому не хочу командовать вами, а, наоборот, буду всегда рад посоветоваться. В нашем деле что главное? Совместные усилия, контакт. Зажигает тот, кто сам горит!

В сопровождении политрука за неполный час Фаина успела закусить в столовой, оформить документы у кадровика, осмотреть будущее «поле боя», как выразился капитан, — клуб, библиотеку, бильярдную — и отнести свои пожитки в отведённую ей комнатушку.

В этот вечер, согласно графику, в госпитале были танцы. Почти летняя теплынь, едва скрылось солнце, сменилась влажной прохладой. От клумб несло ароматом гиацинтов. Танцплощадка, пятачок цементированного двора, слабо освещалась электрической лампочкой. Фаина, увидев офицеров в мундирах, группу выздоравливающих в отутюженных пижамах, отдельно — стайку городских девушек и куротниц, замедлила шаг, ощутив лёгкое волнение. Под пристальными взглядами мужчин прошла к пареньку-баянисту.

— Заведующая клубом Фаина Гулимовская.

— Виталик, — зыркнул смущённый музыкант.

— Хотелось бы узнать репертуар.

— Что просят, то играю.

— Где учился? С нотной грамотой знаком?

— Два года трубил в духовом оркестре.

— А почему такой кислый? Веселей будь! С чего обычно начинаешь?

— Танго «Осень».

— Не пойдёт! Марш из комедии «Весёлые ребята» знаешь?

— Подберу.

— Начнём с него. Среди пациентов есть поющие?

— Один туркмен надоел романсами.

— Наша задача вовлечь в самодеятельность как можно больше пациентов. До скольки танцы?

— До девяти. Всего час.

— Приготовься.

Фаина, в вишнёвом шерстяном платье с белым воротничком, в белых же туфельках, которыми была премирована ко Дню Красной армии, тряхнув головой, энергично объявила:

— Уважаемые товарищи красноармейцы! Разрешите приветствовать вас и познакомиться. Я приступила к обязанностям заведующей клубом. Прошу записываться в кружки: музыкальный, драматический...

— А вы замужем? — при первой же заминке спросил стоящий вблизи щеголеватый майор.

По танцплощадке пронёсся весёлый гул.

— А как звать? — выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Меня зовут Фаиной Станиславовной. Я не люблю фамильярностей и чрезмерного любопытства. Давайте уважать друг друга, — делая шаг вперёд, потребовала Фаина. — Для начала споем песню, поднимающую настроение!

Виталик плохо владел баяном, но растягивал мехи изо всех сил, и публика мало-помалу затянула вслед за Фаиной марш Дунаевского, а закончила его таким жизнерадостным хоровым раскатом, что в окна стали выглядывать пациенты и сотрудники. Госпитальные повесы наперебой приглашали Фаину танцевать, назначали свидания. Особенно приударяли двое: лысоватый казачий майор в штанах с лампасами, балагур с железными руками, тяжело охватывающими талию, и курносый весельчак танкист Костя, отмеченный шрамом на щеке.