— Бери, парень, — оскалил щербатый рот продавец то ли в улыбке, то ли в гримасе. — Лошадка-то у тебя хорошая, сытая лошадка, без овса быстро похудеет. А то продай мне лошадку, хорошую цену дам. Зачем тебе такая? Хочешь, поменяемся? Дам тебе другую кобылку и овса в придачу.

— Благодарю, не надо, — отрезал Аластор.

Нет, они серьезно рассчитывают, что он сменяет чистокровку, пусть и дорвенантскую, на крестьянскую клячу?! Похоже, да. Продавец проводил его жадным взглядом и еще крикнул вслед, что у него лучшая цена на овес, хоть весь рынок обойди.

Аластор и обошел, точнее, объехал. Овес в Шермезе действительно стоил, как… да как в неурожайный год! Лет шесть назад, помнится, год был неудачный, случилась засуха, несмотря на усилия стихийников, и цены на зерно взлетели. Даже Вальдеронам это ударило по карману, а уж обычный люд и вовсе избавился от большей части скота. Но сейчас неурожая еще нет, он только ожидается, а местный овес уже втрое дороже первосортной итлийской пшеницы!

Аластор прикинул, сколько у него денег, сколько припаса придется купить, и решил, что сначала возьмет одежду, еду и лекарства, а уж потом на оставшиеся деньги наберет овса. Стоило, пожалуй, взять с собой еще одну лошадь для груза… Или нет? Слишком уж жадные взгляды в торговых рядах кидали на Искру. А две сытые и ухоженные кобылы, хороших кровей и не истомленные тяжелой работой, это здесь целое состояние, оказывается! На которое могут найтись охотники, и придется драться, а это потеря времени.

Целительская лавка на рынке оказалась всего одна. Всякими знахарскими снадобьями, конечно, торговали и без нее, но Аластор с детства знал, что на здоровье экономить не следует. У них дома даже слуг лечили настоящими зельями с клеймом Зеленой гильдии. Так что он спешился, привязал Искру к стойке у входа и велел Пушку охранять. Предосторожность в этом городке явно не лишняя! Объяснил молодому целителю с орденским перстнем, что случилось, и тот без лишних разговоров упаковал в пергаментную бумагу три баночки с зельями, пояснив:

— Утром и вечером по ложке каждого, пока жар не спадет. А потом по половине ложки, чтобы закрепить действие. Пять флоринов серебром. Деньги-то есть?

Аластор безропотно заплатил, даже не поморщившись, хотя цена была достойна лучшей столичной аптеки. Вышел, отвязал Искру, приметив, что рядом уже толкутся какие-то подозрительные рожи, и поехал покупать еду.

И вот там, в продовольственных рядах, у него и срезали кошелек.

Сначала Аластор просто не понял, что случилось. Вот только что успокоительная тяжесть кожаного мешочка с монетами привычно оттягивала пояс! А теперь исчезла! Замерев на месте, он глупо щупал опустевший пояс с обрывком тесемки, яростно жалея, что спешился и снова оставил Искру под охраной Пушка. Но тут ряды были тесными, на лошади не проедешь. Это точно тот мерзавец, что толкнул его плечом! Еще извинился, тварь, но потом ускользнул так быстро, что Аластор и разглядеть его не успел.

Его обокрали… Осознание пришло не сразу, сначала возмущение, ярость и почти невыносимое желание куда-то бежать, взять кого-то за шиворот, размазать наглую мерзкую рожу… Да толку?!

Он пришел в себя под насмешливыми взглядами торговцев, сообразивших, что случилось.

— Так что, платить будешь, парень? — ухмыляясь, бросил тот, у которого Аластор набрал целую кучу продуктов.

По немалой, между прочим, цене.

— Буду! — процедил Аластор. — Отложи, сейчас вернусь!

И торопливо вышел из ряда, до боли сжимая кулаки от бессильной злости.

«Что же теперь делать? — метались мысли. — Лекарства есть, но как же все остальное? Да будь ты проклят, вор-рюга… Но что толку ругаться, надо что-то придумать, причем прямо сейчас! Ну не Искру же продавать в самом деле!»

Он лихорадочно постарался сообразить, что действительно можно продать? Секиры? И поехать дальше с одной рапирой? Вот уж глупость! Искра… Но она не просто лошадь, она друг! Старый и верный… Он сам себе в глаза не сможет посмотреть, если продаст ее чужим людям, которые неизвестно как будут с ней обращаться! Вернуться в сторожку за одной из кобыл итлийца? Ну да, и продать чужую лошадь без разрешения хозяина?! Нет-нет-нет, но что же делать-то? У него нет ничего достаточно дорогого! Хотя…

Взгляд упал на перстень, больно врезавшийся в палец, и Аластор медленно разжал кулак. Подарок Айлин, полученный от магистра Мэрли, сидел на мизинце как влитой, Аластор его и не замечал, а вот массивный ободок перстня наследника очень вовремя напомнил о себе!

Продать перстень наследника рода?! Это… почти кощунство! Но… Аластор отвечает за своих спутников. Они не виноваты в его глупости и неосторожности! А перстень можно не продавать, просто заложить! Это даже разумнее, ведь кому нужен перстень с чужим гербом? Вещь дорогая, но личная, другому дворянину не продашь, разве что переделывать… Решено, он заложит перстень. Отец не осудил бы, он всегда говорил, что долг лорда — позаботиться о своих людях, в этом и состоит истинная честь дворянина.

«Месьор д'Альбрэ пошел на убийство, чтобы спасти своего лейтенанта, — окончательно убедил себя Аластор. — А я еще и раздумываю?!»

Лавка менялы от рынка была в двух кварталах. Приземистый дом выглядел побогаче остальных, а может, просто казался таким на фоне общей жуткой бедности. Прочная черепичная крыша, дубовые двери и даже охранник, здоровенный краснорожий детина. Он оглядел Аластора, потом посмотрел на Искру и Пушка, оценил секиры, хмыкнул и лениво предупредил:

— С оружием нельзя, сударь.

— Милорд, а не сударь, — холодно поправил Аластор, снимая с седла рапиру и пристегивая ее к поясу.

Детина снова хмыкнул, но спорить не стал, разумно опасаясь, что непонятный чужак и вправду может оказаться лордом, тогда за дерзость неминуемо последует наказание. И уж конечно, дворянская шпага — это не оружие, а часть дворянина, охране в руки ее отдают разве что в королевском дворце перед аудиенцией, но не простолюдину у двери меняльной лавки.

Аластор бросил поводья Искры на коновязь у двери и предупредил:

— За лошадь головой ответишь. — А потом добавил: — Пушок, присмотри.

Волкодав сел рядом с Искрой и всем своим видом изобразил, что он очень послушная и хорошо обученная собака, но руки к хозяйскому имуществу лучше не тянуть. У него это получилось так убедительно, что Аластор оставил Искру и драгоценные секиры почти со спокойным сердцем. Эх, как все-таки жаль кошелек!

Он прошел внутрь дома, поднялся по отчаянно скрипучей, но чистой лестнице и вошел в небольшую комнату, где за столом сидел невысокий полноватый человек, одетый как средней руки купец. Подняв голову от записей, в которых усердно черкал карандашом, он пронзительно остро глянул на Аластора и, едва разжимая губы, осведомился:

— Чем могу служить, сударь?

— Милорд, а не сударь, — снова поправил Аластор.

Да что они, сговорились тут?! Конечно, вид у него тот еще: волосы снова заплетены по-северному, так оказалось намного удобнее, дворянской цепи нет, а плащ уже истрепался, но шпага же! Да и перстень на руке, который меняла не мог не заметить, люди его ремесла видят любого насквозь.