защекотало — знакомый признак приступа кашля. Она напряглась, выдохнула сквозь зубы и загнала его внутрь.

Больше повстанцы не заглядывали ей через плечо, опасаясь, что она их предаст. Больше Империя не пришлет шпионов или чинуш к ней домой, чтобы держать ее там пленницей. После Салласта она провела несколько дней, обеспечивая свою безопасность и анонимность: обменяла челнок с «Вестника» на гражданский катер, сняла все деньги со своих счетов в банках на других планетах… Она сделала все, что следовало бы сделать много месяцев назад, еще на Хейдорал-Прайм, прежде чем ее вынудили обратиться за помощью к повстанцам.

У нее не было ни власти, ни богатства, но она была свободна. У нее было все, чтобы построить новую жизнь.

Оставалось только решить, куда направиться дальше.

Однажды она сказала Намиру, что по-настоящему всегда хотела иметь время на творчество, разумный комфорт и толику уважения. Возможно, это все еще было так. Она может подыскать себе какую-нибудь забытую маленькую планетку на границе известного космоса — что-то вроде ее родины, — где она сможет купить себе участок земли и жить роскошно по провинциальным меркам. Она может расплачиваться с детьми сладостями за принесенную глину и проводить дни, заново осваивая свое искусство. Когда-то она была действительно хорошим художником, до того, как граф Видиан забрал ее из Колониальной академии и придал направление ее таланту воплощать образ. Ивари снова может стать хорошим художником, спрятавшись на неприметной планетке, пока вся Галактика будет воевать, гореть и низвергаться в хаос.

Как там называлась родная планета Намира? Продав пару технологических игрушек, она сможет там жить на вырученные средства несколько десятков лет.

Крусиваль.

Ивари набрала название на панели и начала искать в навигационном компьютере координаты.

По ходу дела она снова отпила воды, представляя, как мокрая глина подается под ее пальцами. Если будет время, она сможет создать собственную галерею.

Которую никто так никогда и не увидит.

Ее могут разыскивать по многим причинам — за ее схему имперской логистики, из-за секретов Верховного командования Альянса, — но любование ее работами в этот перечень не входило. Она с горькой иронией усмехнулась: у нее была информация, за которую люди положили бы армии, но она решила удалиться в какую-нибудь галактическую дыру.

Да, были у нее и другие варианты. Она могла найти покупателей на свои секреты, невзирая на риск. Могла играть в гражданской войне на любой стороне — не только Альянса или Империи, но и «Крайморы» или неопределившихся планет. Она вполне могла стать негласным бизнесменом от политики, действуя в тени, но те, кто знал бы ее имя, были бы вынуждены уважать ее.

Ее хотя бы стали уважать самопровозглашенные правители Галактики.

Это было соблазнительно. Разумеется, соблазнительно. Ее недоброжелатели поймут, на что она способна.

Она побарабанила пальцами по пульту, глубоко вздохнула и поморщилась, когда воздух коснулся шрамов внутри ее гортани.

Надо принимать решения. Строить новую жизнь.

Но торопиться не стоит.

Глава 43

ПЛАНЕТА САЛ ЛАСТ

Пять дней после осады Иньюсу-Тор

К своему большому удивлению, Намир ощутил какую-то пустоту, просмотрев последнее сообщение Челис. Такую же пустоту он ощутил много лет назад, узнав о смерти отца. Он тосковал, но в точности не знал, почему именно.

Челис обвиняла его в недоверии. В этом была некоторая доля правды — но, так или иначе, кончилось бы все тем же самым. Теперь он нес ответственность за Сумеречную роту — не только за людей и их цели, но и за идеалы, которые проповедовал Горлан. Те идеалы, которые даже жертву делали победой, если дело стоило того, чтобы за него сражаться.

Сражаться стоило на Салласте, но не на Куате. Сделать выбор в пользу другой планеты не было предательством дела Челис. Если она сама этого не понимала, то это ее проблемы.

И все же никто в Сумеречной не понял бы, почему ему будет ее недоставать. Он никому не рассказывал о сообщении.

В тот день он ходил среди раненых в лазарете. Среди трофейных команд, все еще рывшихся в обломках «Громовержца». Среди патрулей на горе, вооруженных «плексами» на случай появления какого-нибудь имперского аэроспидера. Он пытался понять их настроение, разобраться в сложном сплетении гордости, неуверенности и разочарования своих солдат. Он не ощущал сожаления по поводу своего последнего выбора и не ощущал раздражения в свой адрес. Хоть что-то.

Намир очень недолго позволил себе думать о мертвых. Попросил Хобера подготовить вечером церемонию прощания — что-нибудь из подручных материалов. Временное правительство Пиньямбы предлагало помощь салластанских мастеров погребений и официальное захоронение в пещерах, но Намир отклонил предложение — Сумеречная сама заботится о своих павших.

Тем не менее церемония состоялась в Пиньямбе. Ее транслировали на заводе для тех, кто не мог присутствовать. Вместо зарядной станции для транспорта Хобер предал последние искры бластерных энергоячеек ряду резервных генераторов, которые каким-то образом добыл у салластан.

— Рано или поздно у нас будет новый корабль, — сказал он Намиру. — Ему понадобится запасное энергообеспечение, и я уж позабочусь, чтобы эти штуки пошли в ход.

Церемония прощания продолжалась почти четыре часа. Хоберу и Фон Гайцу каким-то образом удалось найти достаточно людей, чтобы последние слова были произнесены для каждого павшего бойца, даже если все его соратники погибли. Намир выступал трижды, говоря о новобранцах, которых обучал много лет. Гадрен произнес четыре надгробные речи, одна из которых была для Таракашки:

— Дитя века Империи и войны. Несгибаемая и более яростная, чем мы все.

Даже Головня произнесла речь для инженера и одного из младших лейтенантов экипажа «Громовержца».

Проводили даже дроидов, словно они, как и все прочие, были живыми. Намир не очень это понимал, но остальных это вроде бы утешило. Даже «Громовержец» удостоили почестями — Хобер опустошил одну из плазменных ячеек его лазерной пушки.