– Она с нами со времен моего детства. Выходит, она могла украсть… – Он не заканчивает. Одному Богу известно, сколько денег она могла присвоить за это время.

– Мы не знаем наверняка, воровала ли она деньги, – говорю я. – Нам нужно найти доказательства.

– Но, если мы правы в своих подозрениях, – добавляет Морган, – велик шанс, что она уводит деньги, полученные сегодня.

Квинт недоуменно моргает.

– Что вы имеете в виду?

– Ты же знаешь, что люди могли сделать дополнительное пожертвование при покупке билетов? – спрашиваю я.

– Да, но… это не сработало. Никто… – Его глаза широко распахиваются, и он отталкивается от стены. – Нет. Это она нам так сказала. Она отслеживала продажи. И отправляла деньги на наш банковский счет.

– Значит, она могла привязать часть пожертвований к своему счету, – говорю я.

Он разочарованно вздыхает, ероша волосы.

– Не могу в это поверить. Как она могла? Мы ей доверяли!

– Это все еще предположение, – говорит Морган. – Но мне кажется, что вполне обоснованное.

Квинт отмахивается от этого замечания, и я не виню его. Но мне все же нужны доказательства. Я хочу, чтобы мое имя было очищено навсегда.

– Есть какой-нибудь способ проследить движение средств от продажи билетов? Если она действительно переводит деньги прямо на свой личный счет…

Он кивает, потирая подбородок.

– Да. Может быть. Думаю, да. Хм. Дайте мне минуту.

Он достает из кармана телефон и отходит в сторону, не скрываясь из виду, но достаточно далеко, так что я не могу понять, что он там делает. Мы с Морган переглядываемся. У коридора общая стена со зрительным залом, и, хотя звукоизоляция приличная, время от времени я улавливаю обрывки речи Розы. Не то, что она говорит, а страсть в ее голосе.

Квинт подносит телефон к уху, явно кому-то звонит. Я хмурюсь. Неужели в полицию?

Публика в зале разражается радостными возгласами. Морган глубоко вздыхает.

– Время ужина.

Я киваю. Сегодня ничего не решится. Мы должны позволить Розе насладиться праздником. Ни к чему устраивать отвратительную сцену.

Но я тоже хочу насладиться праздником. Я хочу быть здесь, быть частью этого события. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и видели эгоистичную девушку, которая воровала деньги у бедных животных.

И, если Шона виновна, я не хочу, чтобы она делала это безнаказанно еще хотя бы минуту.

Кажется, что разговор Квинта длится вечно. Он говорит тихо. До нас долетает много хмыканья, коротких слов одобрения и много цифр, в которых я ничего не смыслю.

Наконец он отнимает телефон от уха и нажимает отбой. А потом просто стоит, спиной к нам, прислонясь плечом к стене, с поникшей головой.

Я сглатываю и осмеливаюсь подойти к нему.

– Квинт? Что ты выяснил?

Он отворачивает от меня лицо и подносит кулак ко рту. Я слышу его судорожный вздох.

– Хм. Да. – Не поднимая головы, он прижимается спиной к стене. Потирает лоб. – Продажей билетов для нас занималась сторонняя компания. Они проверили, и… хм… конечно же, оказалось, что к сегодняшним продажам привязаны два банковских счета. Центра спасения морских животных Фортуна-Бич… и Шоны Крэндон.

Я закрываю глаза. Облегчение накатывает мощной волной. Облегчение и удовлетворение. Может, это и не доказывает, что именно Шона взяла деньги, вырученные на уборке пляжа, но, насколько я понимаю, вероятность весьма высока.

Но все мысли улетучиваются, когда я открываю глаза и вижу, что Квинт смотрит на меня, и его взгляд переполнен эмоциями, которые я даже не могу назвать. Он выглядит несчастным.

– Пруденс, – слышится его напряженный шепот. И только тогда понимаю, что это раскаяние. – Я…

– Позже, – перебиваю я его.

Хотя за последние несколько недель я много раз представляла себе, как Квинт умоляет меня о прощении, теперь, когда мы здесь, я не знаю, что делать со своими растрепанными чувствами. Эгоистка. Критиканка. Лицемерка.

Он вздрагивает, и я знаю, что мой тон резок, но таким же тоном он сам выкрикивал все те ужасные вещи.

– Хорошо! – говорит Морган, хлопая в ладоши. – Что нам теперь делать?

– Надо сказать маме, – говорит Квинт. – А что потом – не знаю. Наверное, позвонить в полицию?

Воцаряется тишина. Мы размышляем. Насколько все серьезно. Но это серьезно. Я думала, что тысяча двести долларов, пропавшие из большой стеклянной банки – это уже целое дело, но, если воровство продолжалось годами, речь может идти о тысячах долларов. Десятках тысяч долларов. А, может, и больше. Это не мелкая кража.

– Как думаете, ее могут посадить в тюрьму? – спрашиваю я и могу сказать, что таким же вопросом задаются и Квинт, и Морган. Трудно представить Шону в тюремной робе и в камере.

– Возможно, – говорит Морган. – Если Роза решит выдвинуть обвинение.

– Думаю, это ей решать. – Квинт выпрямляется, расправляет плечи. – Ладно. Пойдем, поищем маму.

В фойе возбужденно переговариваются. Триш пока выступает в роли диджея, и звучит битловская песня «С небольшой помощью моих друзей». Мы останавливаемся, оглядывая толпу. Хотя многие гости уже заняли свои места и принялись за чизбургеры, еще больше народу слоняется вокруг стола тихого аукциона и фотографий Квинта. Несколько человек болтают с Триш и листают ее караоке-песенник, возможно, собираясь выступить, как только закончится ужин.

Вместо того чтобы платить неподъемную сумму кейтеринговой компании, официантами работают волонтеры, и среди них я узнаю немало ребят из нашей школы. Все в одинаковых желтых футболках, они разносят тарелки с чизбургерами, убирают со столов, наполняют стаканы водой. Что-то мне подсказывает, что это тоже дело рук Квинта. Популярный Квинт втягивает людей в свою орбиту, бросает клич о помощи и получает ее.

Это могло бы стать кульминацией вечера, во всяком случае, для меня. Еда пахнет восхитительно. Аукционные призы выглядят великолепно. Бумажники открываются, слышен шелест купюр, и по обрывкам разговоров можно понять, что речь Розы приняли на ура. Все прекрасно проводят время. Первый гала-вечер Центра спасения морских животных Фортуна-Бич, по всем меркам, имеет оглушительный успех.

Возможно, я испытываю гордость от осознания причастности к этому празднику, но ее омрачает негодование из-за того, что мне не дали довести начатое мною дело до конца.

– Слышь, чувак. – Эзра подходит к нам с половинкой чизбургера в руке. На нем желтая футболка волонтера, но что-то мне подсказывает, что он не очень серьезно относится к своим обязанностям официанта. – Это лучшие бургеры, которые я когда-либо ел. Ты уже попробовал?

– Я не голоден. – Квинт отмахивается от друга. – Слушай, Эз, ты не видел мою маму?