– Квинт, почему бы тебе не принести ей воды?

Квинт оглядывает толпу.

– Эзра! – Он делает знак своему приятелю. – Принесешь воды?

– Джин с тоником, я мигом. – Эзра спешит к бару.

– Он шутит. – Квинт смущенно улыбается маме. – Надеюсь.

Роза берет мои руки в свои.

– Ты повела себя храбро, когда пришла сюда, особенно после всего, что случилось. Мне так жаль, что я заставила тебя пройти через это. Что мы так с тобой обошлись. Я не уверена, что ты захочешь вернуться после этого, но, пожалуйста, знай, что тебе всегда рады в Центре.

Я делаю вид, что обдумываю это.

– Полагаю, вам не нужен координатор мероприятий?

Она смеется:

– Не думаю, что сейчас я в состоянии нанимать штатный персонал, но, как только у меня появится такая возможность, ты будешь первой, с кем я свяжусь.

– Из Пруденс наверняка получится исключительный офис-менеджер, – улыбается Квинт. – И я слышал, что эта вакансия только что открылась.

Роза стонет:

– Мне придется заменить Шону. Прости меня, если я попытаюсь найти кого-то более опытного.

– Только при условии, что вы сначала погуглите их, – говорю я. – Может, проверите на наличие судимости?

Она кивает:

– Урок усвоен.

– Что касается меня… – Я улыбаюсь. – Конечно, я хочу вернуться. Мне нужно провести с Ленноном как можно больше времени, прежде чем он уедет в свой новый дом.

В уголках глаз Розы появляются морщинки, и, прежде чем я успеваю опомниться, она заключает меня в объятия.

– Спасибо тебе, Пруденс. – Вздыхая, она отстраняется и оглядывает гостей, наблюдающих за нами. Она смеется. – Ну, что ж. Это действительно превратилось в незабываемый вечер, не так ли? – Она машет публике рукой. – Прошу вас всех, пожалуйста, давайте вернемся за столы и насладимся угощением.

После этого вечер постепенно расплывается в одно большое пятно, и я не уверена, то ли глухой гул в моей голове тому причиной, то ли калейдоскоп событий. За ужином следует десерт. Объявляют победителей тихого аукциона, и я ликую, когда узнаю, что корзина магазина пластинок ушла за гораздо более внушительную сумму, чем я ожидала. Разыгрывают фотографии Квинта. Я не удивлена количеством проданных лотерейных билетов, и обладатели выигрышных выглядят искренне взволнованными, бурно радуясь тому, что забирают один из шедевров домой. Когда называют номер билета какой-то дамы, она буквально повизгивает от восторга.

Я бросаю взгляд на Квинта. Выражение его лица бесценно. Изумление и гордость.

Когда убирают посуду и стулья, начинается караоке. Триш и пара волонтеров исполняют «Желтую подводную лодку», чтобы создать настроение, и практически весь зал присоединяется к хору.

Атмосфера вечера меняется: от серьезной благотворительности к зажигательному веселью. Это событие надолго станет предметом разговоров. И шуток.

Квинту не только пришла в голову блестящая идея пригласить Триш, но он даже догадался включить в караоке элемент фандрайзинга. Гости должны платить по пять долларов за свои выступления, и все вырученные деньги, конечно же, пойдут в Центр. Я никогда бы не подумала, что это сработает, и ошиблась бы. Люди выстраиваются в очередь, чтобы записать свои имена и названия выбранных песен на клочках бумаги.

Я слышу, как соседние столики вступают в соревнование, подзадоривают друг друга, даже подкупают и уговаривают соседей выйти на сцену. Я слышу споры о том, какие песни петь и у кого голос хуже. Заявленное пожертвование не то что не отталкивает людей от караоке, но, наоборот, побуждает их к участию.

Когда прелестная седовласая дама с тросточкой поднимается на подиум, чтобы исполнить «Звездную пыль», один из моих любимых шедевров старой классики, я чувствую укол зависти. Конечно, с моей все еще пульсирующей головной болью я не в том состоянии, чтобы выйти и спеть. Я бы не смогла отдать всю себя песне, а раз так – то все теряет смысл.

Я снова оглядываю толпу, как это делаю каждые несколько минут. Как будто во мне есть радар, настроенный на Квинта, и я продолжаю надеяться, что, возможно, и он будет искать меня. Хоть я и сделала то, ради чего пришла сюда, вечер кажется незавершенным. И это разочаровывает. Я знаю, что между мной и Квинтом осталось много недосказанного, но каждый раз, когда вижу его, он занят разговором с кем-то из гостей, улыбается, жестикулирует у мольбертов с фотографиями. Он в своей стихии, и я хочу порадоваться за него, но… в то же время задаюсь вопросом, не избегает ли он меня.

Несмотря на то, как сильно он ранил меня, во всех моих фантазиях за последние несколько недель одно оставалось неизменным. Да, я хочу его извинений. Да, я хочу, чтобы он умолял о прощении. Да, я хочу услышать от него, как он был неправ, не доверяя мне.

Но больше всего я хочу по-прежнему нравиться ему.

Как он нравится мне.

Но что, если это не так? Что, если за последние недели он понял, что никогда не хотел отношений со мной? Что все это было огромной ошибкой – как он и сказал?

Мне нужно выбраться отсюда.

Я встаю из-за стола, намереваясь ускользнуть, пока никто не видит. Мне не нужно прощаться ни с Морган, ни с Розой, ни с кем-либо еще. Направляясь к выходу, я не оглядываюсь на Квинта, не хочу, чтобы он заметил, что я пытаюсь уйти. Потому что я не вынесу, если он увидит и не попытается остановить меня.

Рано или поздно мне придется встретиться с ним. Если я собираюсь и дальше работать волонтером в Центре, мне не избежать ни этой встречи, ни болезненных воспоминаний. К тому же скоро начинается учебный год, и наверняка у нас будут общие курсы. Все, что произошло между нами, действительно закончилось. Я должна признать это и принять.

Я прохожу мимо опустевшего аукционного стола, и что-то бросается мне в глаза.

Я едва не спотыкаюсь. Что-то поблескивает на полу, рядом с ножкой стола, почти скрытое скатертью.

Я наклоняюсь и поднимаю вещицу.

Это старинная бриллиантовая сережка, подвешенная на цепочке. Должно быть, застежка ожерелья сломалась, когда мы с Шоной упали.

Бриллиант подмигивает мне.

Я усмехаюсь про себя.

– Отличная работа, мироздание.

Я оглядываюсь и вижу Майю за тем же столиком. Она сидит, уткнувшись в телефон. Я могла бы подойти и отдать ей сережку, но не хочу ставить себе в заслугу то, что нашла потерю, так же, как и винить себя за то, потеря отчасти связана со мной.

– Прошу прощения? – обращаюсь я проходящему мимо волонтеру. – Не могли бы вы передать это вон той девушке? Кажется, это она обронила.

– О, конечно. – Волонтер берет сережку с некоторой неуверенностью, но вопросов не задает.

Я задерживаюсь ровно настолько, чтобы увидеть, как возвращают сережку. Увидеть потрясение, изумление на лице Майи и… невыразимую радость. Она и впрямь заливается слезами, прижимая сережку к сердцу, а потом встает и крепко обнимает ошеломленного волонтера.