Ничтоже сумняшеся М. вскоре затеял ремонт этого дома силами хозяйственников советского посольства. В результате этой операции художественные кафельные плитки XVIII века, которыми были облицованы печи и камины старинного коттеджа, и кое-что еще из современной им мебели оказалось на даче М. под Москвой. Чехи узнали об этом только после отъезда посла на Родину. Видимо, история с кафелем заставила чехословацкие власти подсчитать и другой материальный ущерб, который нанес профессиональный советский друг Чехословакии. Служащие охотничьего поместья, егеря, сосчитали, сколько оленей, кабанов, фазанов и другой дичи убил представитель братского государства. Оказалось, что это было какое-то совершенно немыслимое количество: одних оленей было убито несколько сотен штук, чуть ли не по одному на каждый день пребывания этого товарища послом. Было известно, что вырастить каждого оленя в этом охотничьем хозяйстве до оптимального убойного возраста стоило около 30 тысяч крон. Человек, который был прекрасно осведомлен об этой и других историях посла М. и из первых рук сообщал мне о них, сказал, что чехословацкое правительство исчислило стоимость только этих охотничьих трофеев совпосла в сумму около трех миллионов крон. Чехи даже подумывали предъявить соответствующий счет Москве и включить в него дополнительно стоимость пропавших фаянсовых облицовочных печных плиток и мебели XVIII века.

Но высокопоставленный советский дипломат со связями с Брежневым и другими бонзами-охотниками в высшем партийном эшелоне КПСС не ограничился банальным похищением каких-то кафельных плиток. У него, видимо, был особый вкус к произведениям «золотого» XVIII века. А советское посольство в Праге как раз и располагалось в старинном двухэтажном по фасаду особняке именно этого века. В парадный зал за входными дверями здания спускалась широкая мраморная лестница с коваными золочеными балясинами и узорами под перилами, изготовленными как раз в XVIII столетии.

Посол, любитель барокко, затеял ремонт и этого дворца. И где после этого оказались антикварные украшения лестницы? Вы правильно угадали — на подмосковной даче посла…

Весьма поражает высокий искусствоведческий зуд многих советских послов, которые пришли в дипломатию по призыву партии от сохи и станка. Почти все они в своих мемуарах, как и генералы-мародеры, другие коррумпированные по самую лысину деятели КПСС и Советского государства, в своих автобиографиях обязательно сообщают, что родились в убогой деревне или на далеком полустанке, куда их тянет в отпуск понюхать родной атмосферы, в том числе и живого навоза от любимой коровы. В голодные годы, которые, по-моему, никогда не кончались для народа нашей страны, эта корова, почему-то забытая быть реквизированной комиссарами из продотряда, спасала жизнь многочисленным братьям и сестрам мемуариста. Только после подобного вступления автор продолжает свой рассказ о том, как он с юных лет защищал своей грудью любимую советскую власть… Но материальные и художественные ценности, которые на словах так презирали номенклатурщики, принадлежавшие народу, жившему под этой самой властью, весьма активно ими расхищались.

В 20-х и 30-х годах XX века, когда по миру прокатился вал дипломатического признания СССР и во многих странах стали открываться миссии Советского Союза, для украшения их помещений Народный комиссариат иностранных дел посылал в большом числе картины старых мастеров европейской живописи, фарфор и антикварную мебель. Эти вещи тогда очень легко брались из бывших царских и великокняжеских дворцов, особняков знати и купечества. Авторы полотен принадлежали обычно не к первому ряду художников, чьи творения известны наперечет, выставлены в Эрмитаже или Русском музее, Третьяковке или в Пушкинке. Они относятся ко второму или третьему ряду живописцев, картины которых и теперь хранятся в запасниках первоклассных галерей. Лишь иногда они видят свет на специализированных выставках или одалживаются музеям других городов. Если стоимость первого ряда картин в денежном выражении тогда составляла сотни тысяч или около миллиона долларов, а после Второй мировой войны резко подскочила вверх, то произведения художников второго или третьего ряда стоили на порядок меньше.

Кража ценностей у государства при Сталине могла кончиться расстрелом. Поэтому до наступления эры Хрущева материальные «шалости» высокопоставленных деятелей были исключены, хотя иногда и происходили. Но «оттепель» принесла в хозяйственную базу дипломатии слякоть, грязь и распутицу. Брежневская «осень патриарха» развитого социализма еще добавила грязи. Видимо, тогда в некоторых посольствах Советского Союза и была отработана нехитрая схема казнокрадства. Алчный глава советского дипломатического представительства, услышав от «культурных» гостей на своих приемах похвалы картинам и разговоры об уникальности и высокой стоимости полотен, вывешенных в залах и салонах, созывал из хозяйственных работников и приближенных «комиссию по сломанным и поврежденным предметам обстановки и украшениям представительских помещений». Затем во главе этой комиссии обходил кабинеты, залы и салоны посольства, где висели картины и стояли антикварные предметы. В основном, как более транспортабельные, он заранее отбирал картины и показывал их комиссии. Составлялся список «на списание поврежденных или утративших товарный вид предметов обстановки помещений и украшений».

Вдохновенная рука полуграмотного завхоза выводила в акте примерно следующие формулировки: «Картина живописная на стене курительного салона. Получена из НКИД в 1932 году. Размер 100×150 сантиметров. Подпись автора неразборчива или отсутствует. Сверху живопись потемнела и потрескалась. У рамы от времени отвалился кусочек облицовки… Балансовая стоимость — 100 руб… Предложение: списать и снять с баланса…»

Что и говорить! Признаки старой живописи довольно характерные — потемневший красочный слой, кракелюры (трещинки от времени), чуть облупившаяся позолоченная сусальным золотом рама… Но сколько таких полотен в первоклассных музеях и городских сокровищницах под присмотром искусствоведов служат предметом научных исследований ученых и наслаждения экскурсантов. А в посольствах любителями художеств и «искусствоведами» выступали малограмотные завхозы и «шибко грамотные» представители общественности, пришедшие на дипломатическую службу через так называемый «рабочий факультет» от сохи или станка. Предметом же их «научных» выводов являлась широта кармана посла и его покровителей.

Акт о списании и большая часть от числа списанных картин направлялись диппочтой в Москву, на Смоленскую площадь. Начальство благосклонно подписывало этот акт, делило добычу и направляло утвержденный документ назад в посольство. Похоже на то, что не безгрешен в этих делах был и сам министр…

По аналогичному пути пошел и глава советского диппредставительства в Италии в 70-х годах. Резиденция посла СССР в Риме находилась в старинной роскошной вилле под названием «Абамелек». Эта вилла в позапрошлом веке принадлежала владетельному русскому князю и была завещана им Российскому государству. С княжеских времен в залах этого дворца висели полотна выдающихся старых итальянских и русских мастеров. С ведома советского посла и не без намеков кого-то из верхушки МИДа почти все полотна, под предлогом необходимости реставрации художественных ценностей были отправлены в Москву. Чтобы закрыть невыцветшие пятна на шелковых обоях, оставшиеся от украденных произведений искусства, на их место повесили копии. Воровская операция готовилась, видимо, достаточно долго, чтобы изготовить копии, не резавшие глаз итальянских гостей, часто бывавших и до того в стенах «виллы». Подлинники бесценных полотен осели в домах «новомидовских коллекционеров» из верхушки дипломатического ведомства.