перемирие с Англией будет продолжено. Затем последовали очередные переговоры, но за кулисами. Эдуард не хотел, чтобы его возможное согласие было слишком публичным, как и Людовик не хотел, чтобы его считали людоедом. Более того, Людовик не изменил своей позиции в отношении франко-бургундского перемирия, которое было продлено с конца марта до июня.

Со своей стороны, Максимилиан забрасывал короля Англии мольбами вторгнуться во Францию летом или хотя бы прислать ему несколько тысяч человек. Эдуард без колебаний ответил, что он сделает то или другое, если французский король не предложит ему удовлетворительные условия[131]. Однако Людовик XI уже научил его остерегаться герцога Австрийского. Кроме того, Эдуард знал, что шотландцы, подстрекаемые Францией, готовятся начать летом против него войну. Более того, потеря 50.000 золотых экю в год была для него очень неприятной перспективой. Наконец, хотя он пообещал сражаться вместе со своим братом Ричардом, герцогом Глостером, в предстоящей кампании против шотландцев, он почувствовал, что здоровье начинает его подводить.

Тайные гонцы курсировали туда-сюда между Лондоном и долиной Луары. Будучи полностью осведомленным об состоянии дел в Англии и Нидерландах, французский король был вежлив, но непоколебим.

В июне 1481 года Людовик все же добился капитуляции Эдуарда IV. Последний согласился подтвердить продление перемирия 1475 года, в котором ни герцог Бретонский, ни герцог Бургундский не упоминались как союзники Англии. Очевидно, что больше не было никаких упоминаний о приданом принцессы Елизаветы или об арбитраже Эдуарда во франко-бургундском конфликте. Со своей стороны, Людовик пообещал продолжать выплачивать английские пенсии и выполнять в установленном порядке обязательства, которыми он был связан брачным договором, кроме того, он обязался не поощрять действия своего друга Якова III против Англии. 14 августа 1481 года Пьер Ле Руа прибыл в Лондон, чтобы выплатить пенсии, которые должны были быть выплачены на Пасху того же года. Не торопясь, Людовик подписал подтверждение перемирия 28 сентября, а Эдуард ратифицировал акт месяц спустя.

В январе 1482 года Максимилиан, которому Эдуард старался ничего не сообщать, был проинформирован о том, что король Англии подтвердил перемирие с Францией, из которого исключены Бургундия и Бретань. Сразу же его посланники объявили Эдуарду, что, если полученная ими информация верна, такой договор означает для него самую полную катастрофу. Он искренне умолял короля спасти его из лап Людовика XI. На эти мольбы Эдуард лишь ответил, что, находится в состоянии войны с шотландцами, и может лишь посоветовать ему заключить новое перемирие. 16 марта Пьер Ле Руа снова привез в Лондоне различные пенсии, предназначенные для короля и его советников. В конце того же месяца французское посольство торжественно въехало в английскую столицу, где было принято мэром и всеми корпорациями города. На этот раз посланникам предоставили королевские апартаменты, и им не пришлось терпеть освистывание лондонцев. 10 мая король Эдуард, занятый сбором средств для новой кампании против шотландцев, написал Людовику XI:

Сэр, мой кузен, я отдал приказ моему верному слуге Уильяму Лаверолсу попросить у Вас сумму, причитающуюся за прошедшее полугодие. Сэр, мой кузен, я прошу Вас сделать этот платеж со всем возможным усердием и сообщить мне, если я могу что-нибудь для Вас сделать…

Эдуард уже и так многое сделал. Однако король позволил своему кузену ждать до августа[132].

23. Итальянский вопрос

I

В разгар своей борьбы с Максимилианом и деликатной дуэли с Эдуардом IV Людовик XI неожиданно обнаружил, что вынужден заниматься проблемами Итальянского полуострова.

В его международной политике Италия была побочным направлением, но не обделенным его вниманием. Мы не знаем, в какой степени он был восприимчив к возрождению искусства и знаний, которое происходило в то время и которое мы сейчас называем Ренессансом. Людовик проявил явный интерес к идеям некоторых гуманистов, таких как Альберико Малетта или Томмазо да Риети. Среди его друзей были Боффиль де Жюж и другие итальянские деятели культуры. Хотя он, вероятно, мало знал о Марсилио Фичино и Платоновской академии, Боттичелли, Верроккьо и Полициано, его особая привязанность к Лоренцо Великолепному (с которым он никогда не встречался) и его восхищение Флоренцией, кажется, указывают на то, что он знал о художественном и интеллектуальном превосходстве блестящего города на Арно.

Людовик прекрасно знал, что в отношениях между итальянскими государствами все преувеличено. Он знал, что малейший жест, подвергнутый тщательному анализу, малейший инцидент, изученный с неумолимой дотошностью, приобретает опасные масштабы. В Италии политик должен был иметь мраморное лицо, потому что подрагивание щеки, дрожание губ, малейшее нахмуривание бровей могли быть неправильно истолкованы собеседником. Прекрасные коммуникации, самая сложная сеть дипломатов и секретных агентов, которую когда-либо знал мир, вместо того, чтобы быть полезной, часто мешала взаимопониманию. Теснившиеся на небольшом пространстве, где политическая конкуренция была более интенсивной, чем где-либо еще, пять великих держав полуострова (Венеция, Милан, Флоренция, Папское государство и Неаполитанское королевство) и дюжина или около того меньших государств, которые жили с ними в более или менее тесном симбиозе, постоянно меняли свои союзы в стилизованном балете, в который магнитное поле их взаимного недоверия постоянно привносило новую энергию. В этом замкнутом пространстве дипломатия развилась до такой степени, что была способна на все, искусство расчета достигло такой тонкости, что от него можно было ожидать всего, кроме гармонии. Итальянская лига, возникшая в результате Лодийского мира (1454) и включавшая пять основных государств, переживала двойную перестройку, обусловленную, с одной стороны, конкуренцией внутри лиги, а с другой — преобразованиями, повлиявшими на внешний мир.

В течение первого десятилетия своего правления, отказываясь поощрять территориальные устремления анжуйцев или орлеанистов, Людовик XI осуществлял покровительство над Италией, которое он использовал в основном для поддержания баланса между различными державами на полуострове. Однако первые успехи Карла Бургундского неизбежно изменили ситуацию. Венеция и Святой Престол обрели надежду, что в один прекрасный день герцог предпримет крестовый поход против турок. На некоторое время король Ферранте Неаполитанский также стал союзником Бургундии. Наконец, герцог Миланский, преодолевая страх, решил порвать с Людовиком XI и последовать за герцогом Карлом.

Как только звезда Бургундии начала угасать, Людовик вернул себе весь престиж, которым он когда-то пользовался в Италии. Он был готов вернуть Милан в качестве союзника, он приветствовал брачные предложения, представленные ему Ферранте, и дал Папе время забыть о своем восхищении Карлом. Спокойно подождав, пока Венеция, видя, что ее торговле угрожают французские каперы, поймет, где лежат ее истинные интересы, в январе 1478 года он подписал с ней договор о дружбе, восстановив связи, которые когда-то объединяли ее с Францией.

Однако в 1477 году в Итальянской