Узнавать адрес Хильды у Руперта было для Морган немыслимо. Возможно, он и не знал его. Но в любом случае ни о каких контактах с ним не могло быть и речи. Руперт виделся ей теперь просто бездушным инструментом разрушения. Легкомысленным отношением к жене он сокрушил гораздо больше, чем догадывался. Его великая любовь была лишь поверхностным увлечением, во всяком случае сейчас это было вполне очевидно. Морган ругала себя за то, что не пресекла его чувство в зародыше. Необходимо было просто осмеять эту так называемую любовь.

Теперь было даже не вспомнить, как же оно воспринималось тогда, в самом начале. Растроганность, нежность, открытость чувств соединялись, кажется, с возбуждением и азартом. Бессильное сожаление вырвало из ее груди стон. Вид Руперта вызывал бы теперь тошноту, мысли о том, как общаться с ним в будущем, она просто откидывала. Без конца упрекая себя, слышала эти упреки, произносимые голосом Хильды, и страстно молила ее о прощении.

Поступки, которые я совершала в последние годы, все приводили к несчастью, думала Морган, но поначалу каждый из них казался таким естественным. Естественно было влюбиться в Джулиуса, естественно было расчувствоваться от слов Руперта. Как можно разумно выстроить свою жизнь, если вначале все представляется оправданным и неизбежным, а в конце неожиданно оборачивается чем-то непредсказуемым? Единственный мой неестественный поступок, сообразила вдруг она, — это брак с Таллисом. Но и он обернулся несчастьем. А поначалу казался неестественным и неизбежным. На что она тогда надеялась? Наверняка какие-то надежды были. Неужели она их просто забыла? Время от времени приходило на ум пойти к Таллису и рассказать ему о Руперте и Хильде, рассказать ему все, все, все. Если бы только Таллис был потверже, поувереннее и повнушительнее, она приникла бы к его коленям. Такой, как есть, он не мог притянуть ее. А кроме того, исповедаться Таллису означало бы предать Хильду.

Пройдя вдоль бокового фасада, Морган открыла деревянную калитку и вошла в сад. Необходимо было найти способ попасть в дом и где-нибудь в записных книжках Хильды отыскать адрес и телефон этой таинственной Руабон.

Шел легкий дождь, и ветер бил о решетку головки роз. Мокрые лепестки цветов устилали плиты, складывали прихотливые узоры из белых пятнышек и розовых сердечек. Струи дождя кололи поверхность бассейна, и она выглядела металлической решеткой. Морган толкнулась в кухонную дверь, но та была заперта. Теряя надежду, попробовала стеклянные двери — и здесь оказалось открыто. Она на цыпочках вошла в дом, тщательно затворила за собой створки, удерживая дыхание, замерла и так постояла какое-то время в гостиной. Тик-так, говорили часы. Дом казался задумчивым, погруженным в себя, таинственным. Морган вздохнула с облегчением, но потом сразу же себя одернула: нет-нет, все изменилось, просто стены еще не знают об этом, и дом сохраняет все расцветавшие мне навстречу улыбки Хильды. А может, случившееся совсем и не так ужасно? Хильда, конечно же, простит Руперта. Но теперь я буду ей самым близким человеком.

Морган открыла шкафчик, в котором хранилось спиртное. Виски выпито до последней капли, немного джина еще сохранилось. Она налила себе. В эти два дня она вообще пила очень много. Прихватив стакан и инстинктивно пытаясь ступать бесшумно, она поднялась на второй этаж и вошла в будуар Хильды. Комната была очень опрятной, мебель обита бархатом и удачно подобранным ситцем, в серебряной вазочке — увядшие розы. Выбросив их в мусорную корзину, Морган занялась письменным столом. Пачки деловых писем, счета, каталоги, проспекты. Она быстро нашла записную книжку и в радостном нетерпении открыла ее на букве «Р». Но Руабон отсутствовала. Морган в недоумении опустила книжку на стол. Хильда всегда так аккуратна в своих записях. Но тут же ей пришло в голову, что, если Руабон замужем, а Хильда знает ее с давних пор, в записной книжке она может быть обозначена под своей девичьей фамилией. Опустившись в кресло, Морган стала внимательно просматривать страницу за страницей. Но ни Антуанетты, ни вообще французских адресов в ней не было. В записке Хильды было сказано: «к старой подруге». Может быть, они вместе учились в школе? Может, имеет смысл позвонить в школу? Из-за разницы в возрасте Морган не знала многих Хильдиных школьных подруг. И не помнила разговоров об Антуанетте. Или нет, была речь о какой-то французской девочке. Давным-давно, так, между прочим. Морган подумала, что отсутствие адреса в книжке могло быть связано с тем, что Хильда отлично помнила его наизусть. Антуанетта Руабон… Морган задумалась.

Как мало, вообще говоря, она знает о собственной жизни Хильды. Пожалуй, ей всегда представлялось, что этой жизни у Хильды и нет. В счастливом браке ее не требуется. Хильда была женой Руперта, сестрой Морган, матерью Питера, и этого, казалось, было вполне достаточно для удовлетворения всех эмоциональных потребностей живущей ради других души. Конечно, у нее была масса знакомых, с которыми она встречалась на ланчах, играла в бридж, участвовала в «Рюмке хереса в пользу неимущих нашего района». Но никаких друзей у нее не было. А может, все не так. Почему, черт возьми, Руперт вдруг взял и влюбился в Морган? Может, ему не хватало внимания? Может, это внезапное бегство в Париж не случайно? Вернувшись в Англию, я столько говорила о себе, а Хильде по сути не задала ни вопроса, вдруг осознала Морган. О господи! Новая ревность и новый страх охватили ее.

Чтобы как-то занять себя, она решила поискать и в других комнатах: а вдруг там тоже обнаружатся какие-нибудь записки Хильды, скрывающие вожделенный адрес. Прежде всего заглянула в спальню. Постель не убрана, все ящики открыты, белье разбросано, флакон с коричневым лосьоном разбит и валяется на полу. Морган внимательно оглядела комод и туалетный столик. Никаких бумаг не было. Она заглянула в Рупертову гардеробную с неубранным диваном-кроватью, затем в его кабинет, заваленный, словно осенними листьями, клочьями рваной бумаги. Морган невольно вздрогнула. Стоящий возле стены стол был тоже покрыт обрывками, но так, будто кто-то делал попытку восстановить разорванные страницы. Никаких вещей Хильды здесь нет, поспешно закрывая дверь, сказала себе Морган. Спустившись вниз, она обследовала гостиную и кухню. Ни-че-го. Вылив в стакан остатки джина, она задумалась: что же дальше? Странным образом все в душе восставало против ухода. Почему-то ведь было так важно проникнуть в дом. Письма! — сообразила она неожиданно. Ведь должны же быть письма от этой Антуанетты. В поисках записной книжки она только мельком взглянула на Хильдину корреспонденцию. Снова взбежав наверх, она начала методично обследовать стол. Но писем, способных помочь ей, не было. Допив свой джин, Морган угрюмо подошла к окну. Дождь уже прекратился.

Она посмотрела вниз, на знакомый сад. Солнце только еще пробивалось, и от плит шел легкий пар. Но что это с бассейном? Морган вцепилась в подоконник. Что-то странное и страшное плавало там, распластавшись чуть не по всей поверхности. Темное и похожее на огромного качающегося паука. Большой мешок, неведомое животное или… Стакан выпал у Морган из рук. Подбежав к двери, она распахнула ее и со стоном кинулась вниз по лестнице. Распахнула стеклянные двери гостиной. Подбежала к бассейну. И тут ноги у нее подкосились, и она тяжело осела. В бассейне, на небольшой глубине, плавало полностью одетое человеческое тело. Раскинутые в стороны руки и ноги тихо покачивались. Тело было мужским. Тело Руперта.