тридцати хищных гарнизонов обеих сторон. Для Бове это была трагедия. Река Терен, протекавшая под его стенами, не была судоходной, и город оказался зависим от поставок по небезопасной сети сухопутных дорог. Торговля прекратилась. Иссякли запасы продовольствия. Для выплаты жалованья гарнизону и ремонта стен и ворот были введены тяжелые городские налоги. Также приходилось нести тяжелую караульную службу. Люди жили в постоянном страхе перед внезапным нападением и предательством. Видные сторонники английского правительства были собраны и изгнаны вместе с семьями. Жители Бове, по словам Жана Жувенеля, ставшего впоследствии их епископом, были глубоко преданы делу Валуа, но им в то время было бы лучше под властью Англии[442].

За шесть месяцев Карл VII перешел от отчаяния, которое было характерно для его Советов во время осады Орлеана, к воодушевлению и уверенности в конечной победе. В атмосфере царившего вокруг него высокомерия 22 августа король издал в Компьене судьбоносный ордонанс, касавшийся прав на конфискованное в ходе войн имущество. Многие из верных сторонников Карла VII — при его дворе и Совете, в армии, в администрации Буржа и Пуатье — владели имуществом, от которого им пришлось отказаться в мае 1418 г., когда Иоанн Бесстрашный занял Париж и взял под контроль Карла VI. При последующих бургундском и английском режимах их земли были пожалованы другим лицам, которые часто продавали и закладывали их или позволяли забирать их в счет погашения своих долгов. Некоторые из этих владений прошли через множество рук и в настоящее время находились во владении людей, добросовестно их купивших. Компьенский эдикт разрешал первоначальным владельцам отбирать ранее принадлежавшее им имущество у любого, кто окажется его владельцем, независимо от его национальности, подданства или обстоятельств, при которых оно попало к нему в руки, без выплаты компенсации или какого-либо судебного разбирательства. Карл VII испытывал давление со стороны многочисленных изгнанников, которым он был обязан своим политическим выживанием. Но его непримиримый указ, должно быть, усилил сопротивление его делу на территории, которая все еще находилась под английской или бургундской оккупацией, и впоследствии привел к серьезным практическим проблемам. Возможно, это был последний заметный акт гражданских войн во Франции и первый акт возрождающейся монархии[443].

* * *

21 сентября 1429 г. французская армия достигла Луары у Жьена, где была распущена. Оставался нерешенным вопрос о дальнейшей роли Жанны д'Арк. Вначале она отказалась покинуть Сен-Дени и заявила, что останется там с графом Вандомским и его гарнизоном. В конце концов, ей было приказано покинуть Сен-Дени вместе с королем и армией. Закончилась ли теперь ее миссия? Жанна сама определяла свою миссию по-разному. На суде она с пониманием отнеслась к предположениям, что неудача последующих кампаний свидетельствует о том, что она не может быть орудием Божьей воли. На это она ответила, что коронационный поход был последним предприятием, которого требовали от нее голоса. Все последующие военные авантюры она предпринимала по собственной инициативе и по настоянию войск. Но в то время она говорила не об этом. Она говорила о своей дальнейшей своей роли: о взятии Парижа, об изгнании англичан из Франции и даже о вторжении в Англию для вызволения Карла Орлеанского из плена.

Публичная слава Жанны не была омрачена недавними неудачами. В ноябре представитель генуэзской корпорации нобилей Джустиниани в Брюгге сообщил, что "все зависят от слов Девы". Истории о ее деяниях пересказывались по всей Франции и Европе, преуменьшая или преувеличивая их в зависимости от точки зрения рассказчика, но все сходились во мнении, что она была "чудом света". Сам Карл VII предпринял удивительный шаг: он облагодетельствовал ее, всю ее семью и их потомков на вечные времена. Однако среди советников короля на нее смотрели все более желчным взглядом. Неудача штурма Парижа вооружила ее врагов при дворе и разрушила ее чары в глазах многих профессиональных капитанов. Некоторым из них уже порядком надоели ее истерики, грубые военные методы и нечувствительность к политическим реалиям. Критики Жанны, вероятно, стояли за попыткой заинтересовать короля ее соперницей-пророчицей Екатериной Ла-Рошельской, которая стала появляться при дворе осенью того года. Она проповедовала более удобные политические идеи, подчеркивая необходимость заключения мира с герцогом Бургундским. Довольно поздно Карла уговорили принять еще одного провидца — пастуха Гийома из Жеводана, который делал пророчества, очень похожие на пророчества Жанны, и, как и Жанна, заявил, что на него возложена божественная миссия возглавить армию короля против англичан. Рено де Шартр обвинил Жанну в грехе гордыни и порицал ее развязность и демонстративное ношение мужской одеждой. Архиепископ считал, что она упряма, не желает прислушиваться к советам профессионалов и путает собственные идеи с волей Божьей[444].

Эти вопросы остро встали в середине октября 1429 г., когда двор находился в Меэн-сюр-Йевр в Берри. Герцог Алансонский предстал перед Советом с планом зимней кампании в Мэне и на бретонской границе, а затем вторжения в юго-западную Нормандию. Герцог, чьи владения в этом регионе были оккупированы англичанами с 1417 г., отчаянно пытался вернуть их и восстановить свое пошатнувшееся финансовое положение. Он уже набрал несколько отрядов, и считал, что если к нему присоединится Жанна, то он сможет собрать еще больше. Ла Тремуй наложил вето на ее участие в этой затее, поддержанное другими членами Совета. Недоумение членов Совета было связано как с герцогом Алансонским, так и с Жанной. Он был пэром с высоким статусом, но неопытным и импульсивным, и в свои двадцать лет он был всего на три года старше самой Жанны. Герцог стал ее безоговорочным союзником и вряд ли смог бы сдержать ее бурные порывы. По словам оруженосца герцога, Совет не доверял им обоим[445] .

Пока же министры Карла VII были готовы использовать ее на менее значимых театрах военных действий. Готовилась ограниченная кампания против опорных пунктов Перрине Грессара в Ниверне. Руководить операцией должны были надежные капитаны Шарль д'Альбре и маршал Буссак. Совет предложил Жанне сопровождать их. Но кампания, как должно было быть известно Жанне, оказалась второстепенной. Кроме того, она потерпела неудачу, что в значительной степени подорвало ее репутацию чудотворца. Сен-Пьер был взят штурмом примерно в начале ноября. Но Ла Шарите, который была более значимой целью, выдержал осаду в течение месяца, прежде чем у армии закончились припасы, а у военных казначеев — деньги. В итоге Альбре снял осаду, бросил большую часть артиллерии и вернулся с армией в Бурж с пустыми руками перед самым Рождеством[446].

* * *

30 сентября 1429 года Филипп Добрый вступил в Париж. Это было впечатляющее зрелище. Перед ним ехала толпа герольдов, трубачей и придворных, а позади более 2.000 солдат. Парижане собрались на улицах и приветствовали герцога, когда его кавалькада проезжала мимо. Филипп разместился